Катя-лётчица - [5]
Летела она над Доном и увидела впереди переправу. Смекнула, что справа и слева от переправы могут у противника пулемёты зенитные стоять, а от них не спрячешься, они и по низу могут бить.
И стала подниматься вверх наша Катя. А тут, наверху, снаряды один за другим разорвались, увидели, значит, её наводчики, вдогонку огонь открыли. То справа ударят, то слева, а Катя летит. Страшновато ей, конечно, под огнём лететь, но выдержки она не теряет. И вправо самолёт увернёт, и влево, но снаряды ближе, ближе… Слышит Катя, что-то в бок её толкнуло и дышать стало трудно, однако, с курса не сошла, продолжала лететь. Скоро разрывы от неё поотстали, переправа осталась далеко позади, но боль не проходила. Что-то пекло в боку, словно горячий железный лист к телу приложили. Под меховой курткой мокро стало. Липко и мокро… Поняла Катя: кровь! И тогда она крепко сжала ручку управления, сказала себе: лететь, лететь!
Не помнила Катя, как пересекла линию фронта, как вначале один лесной массив проплыл внизу зелёным озером, затем второй… Серебряной змейкой в правой стороне мелькнула железная дорога.
Потом, пересекая другую дорогу, вспомнила: скоро аэродром… На посадку надо…
Г олова у неё кружилась. Дышать было тяжело, больно. Пекло теперь не один бок, а весь живот и грудь. Губы у неё пересохли, в глазах стал появляться туман; она временами долго не могла рассмотреть стрелку прибора. Но чем тяжелее ей было дышать, тем крепче она сжимала ручку управления и шептала пересохшими губами: «Надо долететь… Долететь!»
У неё не было сил оглянуться назад, но Катя знала: мешок в задней кабине цел и в нём, наверное, секретные документы.
Были моменты, когда сознание покидало Катю, иногда ей казалось, что самолёт валится вниз и вот-вот ударится о землю. А то вдруг чудилось, что и самолёт, и она сама кружатся в воздухе, как пушинки, летят куда-то, а куда - неизвестно.
Впереди, за козырьком кабины, голубел край неба. У горизонта пенились облака. А по ним, высоко закинув белопенную гриву, бежал белый конь. Он едва касался копытами облаков, а то и вовсе отрывался от них и летел в небе, точно птица. И сверкал звёздами-очами, звал, манил к себе Катю…
Потом наступила минута, когда сознание Кати прояснилось. Она тогда зорко смотрела на приборы. И вспомнила, как в детстве, когда ей было года четыре, она с отцом гуляла по берегу реки и на другой стороне её, на зелёном лугу, увидела белую лошадь. Катя потянулась к ней, сказала отцу: «Поймай, я на ней покатаюсь…» «Ты ещё мала, Катенька, -сказал ей тогда отец. -Вот подрасти немного, тогда я покатаю тебя на белом коне».
Аэродром увидела неожиданно. Летела, летела и вдруг-сигнальные знаки, посадочная полоса! Машина с радиостанцией на краю поля. Два домика у опушки невысокого редкого леса -штаб полка и столовая. Там, наверное, сейчас завтрак…
Плавно подвела машину к земле… Застучали колёса, затряслись крылья. «Ну вот,-сказала себе Катя, -я и дома». Она слышала чьи-то голоса, кто-то подхватил её на руки… Потом она услышала стон -слабый и жалобный. Подумала: «А ведь это, наверное, я застонала. Зачем?..»
Катя лежала в санчасти. Полковой врач перевязывал ей раны. А когда медсестра сделала ей укол, то в голове у Кати зашумело и она почувствовала, как возвращаются к ней силы.
- Доктор, - проговорила Катя, -я хочу… несколько слов… папе…
Доктор улыбнулся, достал из кармана записную книжку. Катя стала ему диктовать -говорила так, будто отец рядом и хорошо её слышит. «Папа, я немного сплоховала и чуть было не попала в беду. Ну, ничего, мне теперь хорошо, и я скоро поправлюсь. Ты ничего не пиши маме. У неё болит сердце, и ей нельзя волноваться. А ещё я хотела спросить: помнишь, когда я была маленькой, ты обещал покатать меня на белом коне… Не забыл ли?..»
Катя ещё хотела что-то сказать, но силы её оставили. Её укутали в тёплые одеяла и, как младенца, понесли к санитарной машине.
Лётчицу увозили в полевой госпиталь.
Под утро задремал командующий в старом кресле у фронтовой карты. И приснился ему зелёный луг, река. И жена его, молодая, красивая, идёт с коромыслом за водой к реке. А рядом с ней дочка Катя, как цветочек нарядная. И весёлая, как колокольчик. Катя смотрит в небо - там самолёт рокочет на всю округу. «Мама, мамочка!.. Посмотри, самолёт летит!..» Девочка бегает по мокрому песочку, шлёпает ножками, звенит: «Я тоже буду лётчицей! Тоже буду лётчицей!»
А то вдруг очнётся генерал, вспомнит, где сейчас его Катя. И вызовет адъютанта, спросит у него: «Нет ли вестей от авиаторов?» И в ответ слышит неизменное: «Нет, товарищ генерал».
Но вот к нему пришёл офицер, подал пакет из полка.
Быстро пробежал скудные строчки докладной записки командира полка: «Задание штаба армии выполнено… Лётчица ранена…»
Потом читал и перечитывал письмо дочери: «…Мне теперь хорошо… я скоро поправлюсь».
- Ах, дочка, дочка… И тебя война не пощадила.
Рядом стоял адъютант, ждал распоряжений.
- Вы нездоровы, товарищ генерал? - встревожился офицер.
Генерал глухо, не своим голосом, ответил:
- Нет-нет, ничего.
Вошёл начальник штаба, доложил:
- Фон Рейнгольд доставлен в штаб армии.
- Пусть он войдёт, -сказал командующий. И тяжело поднялся, встал прямо, как на смотру. И когда ввели немца, показал ему на стул у окна.
