Каторга - [35]

И в основе всего их недоброжелательства, всей злобы против каторги, всех жалоб на "распущенность, слабость теперешней каторги", звучит всегда один и тот же мотив:

- Разве мы то терпели? Почему же они терпят меньше нас?

И из этих-то людей, так относящихся к каторге, из бывших каторжников, зачастую назначают надзирателей, непосредственное, так сказать, начальство, играющее огромную роль в судьбе ссыльно-каторжного.

Можно себе представить, как относится к каторге подобный господин, когда он получает возможность не только словами, но и более существенно выражать свое недоброжелательство.

Каторжный театр

На всех столбах, на всех углах поста Корсаковского расклеены афиши, что "в театре Лаврова, с дозволения начальства, в неделю св. Пасхи даются утренние и вечерние спектакли".

У маленького, наскоро сколоченного балаганчика, с унылым видом стоит антрепренер, - местный булочник Лавров.

Беднягу постигла та же судьба, что и его российских собратий: он терпит антрепренерскую участь - прогорает.

Надеялся на поддержку "интеллигенции", лишенной, кроме карт и водки, каких бы то ни было удовольствий. Но чиновники, конечно, в каторжный театр не пошли.

До чего с т а р а е т с я туземная "интеллигенция" сторониться от каторги, показывает хотя бы следующий факт. Начальник округа жаловался мне, что большинство "интеллигенции" не пожелало быть подписчиками основывающейся библиотеки только потому, что там подписчиками могут быть и каторжные. Словно эти бедные люди боятся, что их могут смешать как-нибудь с каторгой!..

Мое первое посещение театра вышло неудачным.

"Great attraction" спектакля, чтение "Записок сумасшедшего" состояться не могло по самой необыкновенной в истории театра причине.

- Так как артист Сокольский посажен в кандальную тюрьму! - как анонсировали со сцены.

Зато на следующий день спектакль удался на славу.

Артист Сокольский не пил и в кандальную не попал.

По случаю праздника театр был полон.

Артисты старались "перед литератором" изо всех сил.

Нарочно для меня песельники пели не обыкновенные, а специально тюремные песни.

Были даже приготовлены куплеты в честь моего приезда. Куплеты, в которых приветствовался приезд писателя, и где я предупреждался, что, показывая мне каторгу, мне часто будут напевать:

Не моя в том вина,

Наша жизнь вся сполна

Нам судьбой суждена!..

Но начальство заблаговременно узнало и пение этого куплета запретило.

Театр убран по стенам елочками.

Сцена отделена занавеской из какой-то грязной дерюги, долженствующей изображать "занавес". Пол на сцене - земляной.

5 часов вечера.

Театр полон. Галерка волнуется.

"Поселки" со своими "сожителями". Поселенцы. Серые "бушлаты" каторжников. Кой у кого из "перворядников" желтые тузы на спине.

За дерюжной занавеской песельники тянут унылую, мрачную песню сибирских бродяг:

Милосердные наши батюшки,

Милосердные наши матушки,

Помогите нам, несчастненьким,

Много горя повидевшим!

Выносите, родные, во имя Христа,

Кто что может сюда,

Бедным странничкам, побродяжничкам.

Помогите, родные: золотой венец вы получите

На том свете, а на нынешнем

Поминать в тюрьмах будем мы

Вас, наши родные.

Песня стихает на долгой жалобной ноте. "Занавес" отдергивают. Спектакль начался.

Для начала идет сцена: "Опять Петр Иванович!"

Из-за грязной занавески, долженствующей изображать ширмы, появляется традиционный "Петрушка".

Плут, проказник, озорник и безобразник, - даже бедный "Петрушка", попав в каторгу, "осахалинился".

Всюду и везде, по всей Руси он только плутует и мошенничает, покупает и не платит, дерется и надувает квартального.

Здесь он еще и отцеубийца.

Это уже не веселый "Петрушка" свободной Руси, это мрачный герой каторги.

Из-за занавески показывается старик, его отец.

- Давай, сынок, денег!

- А много тебе? - пищит "Петрушка".

- Да хоть рублей двадцать!

- Двадцать! На вот тебе! Получай!

Он наотмашь ударяет старика палкой по голове.

- Раз... два... три... четыре... - отсчитывает "Петрушка".

Старик падает и перевешивается через ширму.

"Петрушка" продолжает его бить лежачего.

- Да ведь ты его убил! - раздается за ширмой голос "хозяина".

- Зачем купил, - свой, доморощенный! - острит "Петрушка".

Это вызывает взрыв хохота всей аудитории.

- Не купил, а убил, - продолжает хозяин. - Мертвый он.

- Тятенька, вставай! - теребит "Петрушка" отца под непрекращающийся смех публики. - Будет дурака-то валять! Вставай! На работу пора!

- А ведь и впрямь убил! - решает, наконец, "Петрушка" и вдруг начинает "выть в голос", как в деревнях бабы воют по покойникам: "Родимый ты мой батюшка-а-а! На кого ты меня споки-и-нул! Остался я теперь один одинешене-е-к, горьким сироти-и-нушкой".

Прямо восторг охватывает публику.

Стон, вой стоят в театре. Топочут ногами. Женский визгливый смех сливается с раскатистым хохотом мужчин.

Тошно делается...

Похождения кончаются тем, что является квартальный и "Петрушку" ссылают на Сахалин.

Прощай, Одеста,

Славный карантин!

Меня посылают

На остров Сакалин,

поет "Петрушка".

- Ловко! - вопит публика.

- Биц! - громче всех кричит какой-то подвыпивший поселенец.

Он - человек образованный, в антракте нарочно громко повествует, как бывал в Москве "в Скоморохе театре", всякую камедь видал.