Катька – пограничная собака - [10]
В один из субботних дней механика-водителя Сашу Порядина отправили за бойцами на 25-ю горную, — в банные дни их привозили на помывку. У подножия 25-й стоял огромный валун, метров шести в высоту и в два раза больше в диаметре. По связи договаривались: «Встречаемся у камня», — ребята спускались к ожидающей их БМП и ехали на 24-ю, в баню. Благополучно добравшись до 24-й базовой, они мылись в бане, после банных процедур та же машина отвозила их к подножию камня.
Через промоину…
У Саши Порядина было своё, какое-то особенное чутьё на опасность. С детства ему снились сны, которые имели обыкновение сбываться. Он не любил об этом распространяться, — в те времена это могли истолковать, в лучшем случае, как «странность», но интуиции своей доверял.
БМП подъехала уже к самому краю обрыва перед промоиной, когда механик-водитель увидел на противоположном берегу подъехавшую со стороны кишлака барбухайку — так называли большие грузовые афганские машины, обычно украшенные самой разной мишурой, которая, по афганским поверьям, отгоняла злые силы. Навешанные со всех сторон фонарики и колокольчики делали её похожей на новогоднюю ёлку, а по степени загруженности она давала сто очков вперёд любой городской маршрутке в час пик. Груз обычно возвышался над наращенными бортами объемного кузова, а пассажиры в кабине умудрялись размещаться в невероятных количествах не только справа, но и слева от водителя.
Притормозив у края обрыва, немного сдав назад, Саня моментально решает пропустить барбухайку, а потом спускаться. Сидящие на броне бойцы, вместе с начальником 25-й лейтенантом Сорокиным, разогретым баней и лёгкой дозой чачи, которую он позволял себе, несмотря на существующий на 24-й жесткий контроль ротного, стали его подначивать: «Поехали первыми, — или мы не десантники?» Но Саша махнул шоферу-афганцу: «Давай, бача!» — Тот начал спускаться к переезду через водный поток по четко отпечатавшемуся следу, оставленному буквально пару часов назад их прошедшей БМП.
Взрыв прогремел почти сразу — колёса барбухайки полетели в разные стороны, поднялся столб пыли. Потерявшие дар речи бойцы посмотрели на Порядина с мистическим восхищением: «Откуда ты знал?» Пострадавшим пассажирам барбухайки оказали помощь, — санинструктор 25-й горной ехал на броне, — были там и погибшие…
С 24-й заставы услышали взрыв и увидели столб пыли, в считанные минуты была выслана группа быстрого реагирования, — все были уверены, что подорвалась БМП с ребятами. Обстреляв по пути окрестности, — мало ли что, — подъехали к промоине, увидели раскатившиеся колёса барбухайки, и уже в бинокль наблюдали за благополучно продолжившей свой путь бээмпэшкой.
Причем, на таких подрывах частенько зарабатывали «мирные» — за подрыв каждого вида техники существовали определенные расценки, — премии от душманов. Дехкане шли на это не из какой-то ненависти к «шурави», а из элементарного желания поправить своё бедственное материальное положение: за определённую сумму крестьянин должен был выкупить у духов противотанковую мину, установить её, а, когда она сработала, в зависимости от результата, получить своё вознаграждение.
Проверка каравана, слева духи предлагают ротному взятку.
Когда начиналась очередная серия подрывов, этих дилетантов военного дела отлавливали и сдавали приехавшим особистам. Для временного содержания пленных приспособили будку от машины-хлебовозки, которой разжился где-то техник Коля Дёмин, и уговорил ротного оставить её на заставе: «Пригодится, товарищ капитан!»
Окрашенная в тёмно-зеленый цвет, с металлическими закрывающимися дверями, на палящем афганском солнце она была первым подобием микроволновки, — внутри можно было печь пироги. И только ночью наступала прохлада.
Утром, обходя посты в сопровождении неугомонной Катьки, ротный вспомнил, что в будке томится привезенный накануне замполитом с 25-й горной очередной «подрывник».
— Как там наш пленный? — спросил он у стоящего на четвертом (дальнем) посту Филиппова, которого всегда старались спрятать подальше от глаз приезжающего начальства. Ефрейтор с готовностью распахнул металлическую дверь.
— Слава ВДВ! Советский Союз! — громко, на чистейшем русском языке, практически без малейшего акцента, донеслось из глубины будки. После чего показался пленный в чалме и афганской одежде. Даже для Катьки этот демарш оказался неожиданностью: результат лингвистических упражнений скучающих на посту десантников, обучивших пленного русскому языку в столь короткие сроки, обманул её тренированный слух.
Слегка опешивший ротный только и смог произнести: «Хорош издеваться над врагом!»
— А Филиппова в субботу надо опять отпаривать… — отметил он про себя, направляясь в столовую.
Саша Филиппов хронически не любил мыться. Его вечно чумазая физиономия в сочетании с нескладной, долговязой фигурой вызывала досаду у любящего порядок ротного: не таким должен быть десантник. В качестве примера он приводил ефрейтору механика-водителя Александра Порядина: всегда в чистой спецодежде, по его машине можно было провести рукой — и не обнаружить пыли. «У него даже под ногтями грязи нет!» — восклицал ротный. Поэтому он периодически, после того, как офицеры попарятся в бане, загонял Филиппова на самую верхнюю полку парилки, плескал на камни ведро воды, и закрывал его там «отмокать». Сашка эти испытания переносил стоически, не жалуясь на судьбу, после чего чувствовал себя свободным до следующей экзекуции.
