Катилинарии. Пеплум. Топливо - [58]
– Да я уже даже не про мораль, я вам про логику говорю. Если есть север, восток и запад, юга просто не может не быть.
– Да вы, оказывается, любите логику? Прекрасно, я тоже. Будем рассуждать логически: возьмем Помпеи. Что такое знаменитый парадокс лжеца в сравнении с парадоксом Помпей? Извержение вулкана произошло год назад – уж я-то знаю, ведь я сам его устроил. А вы из глубин своего двадцатого века знаете, что Помпеи были погребены под пеплом и лавой 24 августа 79 года нашей эры – то есть за много веков до нашего вмешательства. Это же абсурд, согласитесь? Логически совершенно бессмысленно, верно?
– Не только логически.
– Всему свое время. Будем исходить из того, что всякий порядок мыслей подчиняется логике. Я хочу, чтобы вы согласились с тем, что парадокс способен стать реальностью. Вы не можете этого отрицать – само ваше присутствие здесь тому подтверждение. До двадцать второго века все думали, что парадоксы – это лишь абстрактные рассуждения, интересные только любителям странных идей. Однако нет, парадоксы сыпались как из рога изобилия, в грамматике и вообще в жизни: их создавали из чего угодно.
– Вы не правы: нельзя решить, что дважды два будет пять.
– Нет, можно. Как вы можете отрицать то, что подтверждено четырьмя столетиями? Отсутствие Юга, может быть, и нелепо, но если эта нелепость признается всеми в течение четырехсот лет, это называется реальностью. И это существует.
– Ага. Лучше не буду спрашивать, какое давление оказали политики на людей, чтобы запретить им возражать вслух.
– Очнитесь, бедное дитя. Никогда еще выжившая часть человечества не встречала идею с таким восторгом и облегчением. Я уже говорил, люди не смогли бы вынести такое бремя вины. А здесь им предлагали замечательный выход: «Геноцид? Какой геноцид? Население Юга? А что такое Юг? Его нет. Никогда о нем не слышали».
– Лицемерие дошло до такой степени?
– Это не лицемерие. Это инстинкт самосохранения. Похоже, вы не понимаете, насколько необходимо было уничтожение Юга. Вы недавно сказали, что ось север – юг, разделяющая обеспеченных и нищих, просто ужасна. И со временем все только усложнялось. Дольше невозможно было терпеть. Нашествие бедняков стало не просто угрозой, а реальной опасностью, исчисляемой в цифрах.
– Вы пытаетесь оправдать случившееся – или мне чудится?
– Нет, я просто рассказываю, что произошло. В середине двадцать второго века человечество очутилось перед выбором: какую категорию людей принести в жертву? Инвалидов? Их не так много. Китайцев? Они слишком сильны. Самых некрасивых? Чересчур расплывчатое понятие. Интеллектуалов? Они забавны. Толстяков? Их все любят. Но к чему далеко ходить, когда есть такие неприятные люди, как бедняки? Бедняки, фу! Они отвратительны. Знаете, почему бедных ненавидели? Потому что из-за них появлялись угрызения совести. Когда встречаешь дурнушку или идиота, ты не чувствуешь себя виноватым: дурнушка и есть дурнушка, а идиот таким уродился. Но, столкнувшись нос к носу с бедняком, невольно подумаешь: «Если бы я отдал ему половину того, что имею, он бы перестал быть бедным». Это ведь тоже логично.
– Меня тошнит.
– Почему? Вы этого не знали? В ваше время тоже ненавидели бедных.
– Не все.
– Исключения были большой редкостью. Недостаточно тратить деньги на благотворительность, чтобы доказать, что любишь бедных. Поверьте, в середине двадцать второго века, когда речь зашла о том, кем пожертвовать, никто долго не думал. Наконец-то не останется бедных! Можно будет спокойно есть и без опаски включать телевизор. Из почтового ящика больше не вывалится ворох бумажек с рассказами о страданиях перуанских детей – что нам за дело до перуанских детей! Кто вообще выдумал этих перуанских детей? И с чего вдруг этим перуанцам вздумалось иметь детей? На их месте я бы понял, что не следует заводить детей. И вообще что за нелепость быть перуанцем, в самом деле, я-то разве перуанец? И от меня ждут, что я отдам свои деньги этим людям?
– Ну, а поскольку перуанцев больше не существует…
– Вот именно, их больше нет. Как нет суданцев, нигерийцев, бразильцев, сомалийцев и так далее. Мы наконец-то оказались в своей компании.
– Это отвратительно.
– Ладно, ладно. Полагаю, у себя в 1995 году вы не были матерью Терезой из Калькутты, так что вряд ли имеете право возмущаться.
– Просто не могу поверить. Подобные вещи выше моего понимания.
– Не возьму в толк почему. Ваш век был хорошо знаком с геноцидом.
– Это нельзя сравнивать.
– Неужели? Может, объясните, в чем разница?
– В размахе!
– Разве убийство пятидесяти миллиардов человек так существенно отличается от убийства двадцати миллионов? Как же вы мелочны в своих суждениях! Нет, истинное различие между геноцидом двадцатого века и уничтожением в двадцать втором надо искать в интеллектуальной области. Люди двадцать второго века попросту уничтожили определенную умственную категорию. И весьма существенный – Юг. Планете словно провели трепанацию черепа.
– Вы правы. Как можно жить без Юга? Я уж молчу о логике. Разве не Юг был солью земли? Я долгие годы провела на юге, их, конечно, нельзя назвать счастливыми, но тогда я острее, чем когда-либо, ощутила жизнь. Разве отправиться на юг не означает прикоснуться к средоточию жизни?
Разговоры с незнакомцами добром не кончаются, тем более в романах Нотомб. Сидя в аэропорту в ожидании отложенного рейса, Ангюст вынужден терпеть болтовню докучливого голландца со странным именем Текстор Тексель. Заставить его замолчать можно только одним способом — говорить самому. И Ангюст попадается в эту западню. Оказавшись игрушкой в руках Текселя, он проходит все круги ада.Перевод с французского Игорь Попов и Наталья Попова.
«Словарь имен собственных» – один из самых необычных романов блистательной Амели Нотомб. Состязаясь в построении сюжета с великим мэтром театра абсурда Эженом Ионеско, Нотомб помещает и себя в пространство стилизованного кошмара, как бы призывая читателяне все сочиненное ею понимать буквально. Девочка, носящая редкое и труднопроизносимое имя – Плектруда, появляется на свет при весьма печальных обстоятельствах: ее девятнадцатилетняя мать за месяц до родов застрелила мужа и, родив ребенка в тюрьме, повесилась.
Знаменитый писатель, лауреат Нобелевской премии Претекстат Tax близок к смерти. Старого затворника и человеконенавистника осаждает толпа репортеров в надежде получить эксклюзивное интервью. Но лишь молодой журналистке Нине удается сделать это — а заодно выведать зловещий секрет Таха, спрятанный в его незаконченном романе…
Блистательная Амели Нотомб, бельгийская писательница с мировой известностью, выпускает каждый год по роману. В эту книгу вошли два последних – двадцать девятый и тридцатый по счету, оба отчасти автобиографические. «Аэростаты» – история брюссельской студентки по имени Анж. Взявшись давать уроки литературы выпускнику лицея, она попадает в странную, почти нереальную обстановку богатого особняка, где ее шестнадцатилетнего ученика держат фактически взаперти. Чтение великих книг сближает их. Оба с трудом пытаются найти свое место в современной жизни и чем-то напоминают старинные аэростаты, которыми увлекается влюбленный в свою учительницу подросток.
«Страх и трепет» — самый знаменитый роман бельгийки Амели Нотомб. Он номинировался на Гонкуровскую премию, был удостоен премии Французской академии (Гран-при за лучший роман, 1999) и переведен на десятки языков.В основе книги — реальный факт авторской биографии: окончив университет, Нотомб год проработала в крупной токийской компании. Амели родилась в Японии и теперь возвращается туда как на долгожданную родину, чтобы остаться навсегда. Но попытки соблюдать японские традиции и обычаи всякий раз приводят к неприятностям и оборачиваются жестокими уроками.
В своих новых романах «Тайны сердца» и «Загадка имени» Нотомб рассказывает о любви, точнее, о загадочных тропах нелюбви, о том, как это откликается в судьбах детей, обделенных родительской привязанностью. «Тайны сердца» (во французском названии романа обыгрывается строка Мюссе «Ударь себя в сердце, таится там гений») – это жестокая сказка о судьбе прелестной девочки по имени Диана, еще в раннем детстве столкнувшейся с ревностью и завистью жестокой матери, которая с рождением первого ребенка решила, что ее жизнь кончена.
Лори Хартнелл, главная героиня романа, приезжает на экзотические Талькакские острова, затерянные в Индийском океане, чтобы получить благословение брата на предстоящую свадьбу. Однако там она знакомится с Джилом Мастерсоном, который почему-то всячески препятствует ее встрече с братом. Возненавидев Мастерсона в первую минуту, Лори не могла и предположить, что Джил Мастерсон вытеснит из ее сердца человека, за которого она собиралась замуж…
Семье журналиста Питера Хэллоуэя грозит разорение. Чтобы спасти положение, его жена Гарриет принимает весьма неординарное решение.
Ее зовут Миллисент, Милли или просто Мотылек. Это светлая, воздушная и такая наивная девушка, что окружающие считают ее немного сумасшедшей. Милли родилась в богатой семье, но ее «благородные» родители всю жизнь лгут и изменяют друг другу. А когда становится известно, что Милли — дитя тайного греха своей матери, девушка превращается в бельмо на глазу высшего света, готового упрятать ее в дом для умалишенных и даже убить. Спасителем оказывается тот, кого чопорные леди и джентльмены не привыкли пускать даже на порог гостиной…
Вы пробовали изменить свою жизнь? И не просто изменить, а развернуть на сто восемьдесят градусов! И что? У вас получилось?А вот у героини романа «Танцы. До. Упаду» это вышло легко и непринужденно.И если еще в августе Ядя рыдала, оплакивая одновременную потерю жениха и работы, а в сентябре из-за пагубного пристрастия к всемерно любимому коктейлю «Бешеный пес» едва не стала пациенткой клиники, где лечат от алкогольной зависимости, то уже в октябре, отрываясь на танцполе популярнейшего телевизионного шоу, она поняла, что с ее мрачным прошлым покончено.
Жизнь Кэрли Харгроув мало отличается от жизни сотен других женщин: трое детей, уютный домик, муж, который любит пропустить рюмочку-другую… Глубоко в сердце хранит она воспоминания о прошлом, не зная, что вскоре им предстоит всплыть — после шестнадцатилетнего отсутствия в ее жизнь возвращается Дэвид Монтгомери, ее первая любовь…
Кто сейчас не рвётся в Москву? Перспективы, деньги, связи! Агата же, наплевав на условности, сбегает из Москвы в Питер. Разрушены отношения с женихом, поставлен крест на безоблачном будущем и беззаботной жизни. И нужно начинать всё с нуля в Питере. Что делать, когда опускаются руки? Главное – не оставлять попыток найти своё истинное место под солнцем! И, может быть, именно тогда удача сложит все кусочки калейдоскопа в радостную картину.
Знаменитый писатель, давно ставший светским львом и переставший писать, сатанист-подкаблучник, работающий на мебельной фабрике, напористый нувориш, скакнувший от темных делишек к высшей власти, поп-певица – ревностная католичка, болгарский шеф-повар – гипнотизер и даже советские спортсмены, в прямом смысле слова ушедшие в подполье. Что может объединить этих разнородных персонажей? Только неуемная и язвительная фантазия Амманити – одного из лучших современных писателей Европы. И, конечно, Италия эпохи Берлускони, в которой действительность порой обгоняет самую злую сатиру.
Маленький университетский городок в Альпах охвачен ужасом: чудовищные преступления следуют одно за одним. Полиция находит изуродованные трупы то в расселине скалы, то в толще ледника, то под крышей дома. Сыщик Ньеман решает во что бы то ни стало прекратить это изуверство, но, преследуя преступника, он обнаруживает все новые жертвы…
«Мир глазами Гарпа» — лучший роман Джона Ирвинга, удостоенный национальной премии. Главный его герой — талантливый писатель, произведения которого, реалистичные и абсурдные, вплетены в ткань романа, что делает повествование ярким и увлекательным. Сам автор точнее всего определил отношение будущих читателей к книге: «Она, возможно, вызовет порой улыбку даже у самого мрачного типа, однако разобьет немало чересчур нежных сердец».
Любовь живет три года – это закон природы. Так считает Марк Марронье, знакомый читателям по романам «99 франков» и «Каникулы в коме». Но причина его развода с женой никак не связана с законами природы, просто новая любовь захватывает его целиком, не оставляя места ничему другому. Однако Марк верит в свою теорию и поэтому с затаенным страхом ждет приближения роковой даты.