Катастрофы под водой - [31]

«Когда я тоже поднялся в отсёк, - вспоминает Леонард Борисович, - с пульта энергоустановки по трансляции уже поступали команды, свидетельствовавшие, что из действия выводят оба реактора и турбины. Принимая команды и отдавая их сам, я невольно обратил внимание, что мой голос изменился. И с ужасом понял, что вместе с паром в отсек выходит и активный газ первого контура - гелий... Это означало: произошел разрыв или основательная течь парогенератора».

Авария грозила перегоранием стержней урана в активной зоне реактора. Чтобы не допустить этого, надо было срочно приступить к проливке реактора, то есть подавать в него холодную воду до тех пор, пока не ликвидируют опасный излишек тепла. Увы, согласно инструкциям произвести проливку не удалось. Как потом выяснится, в трубопроводе находилась заглушка, поставленная туда еще строителями во время испытания системы на герметичность...

После того, как на субмарине объявили аварийную тревогу, все отсеки, разумеется, были герметизированы. Делается это для того, чтобы не допустить распространения по подводной лодке чего-либо опасного - огня ли, радиоактивного загрязнения... Никто не мог на «К-8» покинуть свой отсек и перейти в другой, хотя, конечно, и в турбинном, и в реакторном люди прекрасно сознавали грозящую им смертельную опасность. Между тем активный газ продолжал свое наступление, и Шумаков, командир лодки, принял решение вывести личный состав из наиболее пострадавших отсеков. Лейтенант А.Рубайло (для однокашников - «Зубило»), прежде чем покинуть свой реакторный, педантично произвел все положенные в подобных ситуациях отключения.

Подводная лодка получила «добро» на возвращение в базу и легла на обратный курс. Двигались под моторами, в надводном положении. Спустя полчаса смогли перевести режим дизелей на вентилирование загазованных отсеков. В радиоактивном пекле продолжали работу аварийные группы. Допустимое время пребывания личного состава в энергоотсеках не превышало пяти минут, и каждые пять минут группы менялись. К 19.30 давшая протечку секция парогенератора, наконец, была выявлена и отсечена. Но трудно сказать, как развивались бы события дальше, не предложи командир 1 дивизиона Никитин нештатную систему проливки реактора. Так как питательной воды на борту субмарины уже не было, для проливки рискнули использовать обыкновенную пресную воду. В нормальных условиях это категорически запрещено. Однако выбора не было, и вместе со старшинами Шевченко и Фурсом Никитин осуществил свою идею. Температура в реакторе начала быстро снижаться...

До базы оставалось еще три-три с половиной часа хода, когда командира БЧ-V Е.П. Бахарева вывели из аварийного отсека с первыми признаками лучевой болезни. Я вновь цитирую воспоминания Л.Б.Никитина:

«Почти у всех начали проявляться признаки лучевой болезни - рвота, головная боль. Корабельный врач выдавал каждому таблетки. В 23.30 ошвартовались в Малой Лопатке. Весь личный состав, за исключением первого дивизиона, отправили отдыхать в казарму. А первый дивизион занимался расхолаживанием энергетической установки и приводил в исходное состояние механизмы и устройства. Ликвидировать последствия аварии помогали экипажи и других, находившихся тогда в базе, подводных лодок. После окончания работ на „К-8“ нас более трех часов отмывали на контрольно-дозиметрическом пункте. В результате такой „отмывки“ у меня на спине почти не осталось кожи. Оценить в море загрязненность отсеков мы не могли, поскольку приборы зашкаливали. Но в базе оценку, конечно, сделали, хотя ее уже едва ли можно было назвать первичной... Прибывший из Москвы специалист по радиационной медицине отобрал по внешним признакам группу из тринадцати человек, в которую попал и я. Нас отправили в Полярный, в госпиталь - там открыли отделение для нашего лечения. В госпиталь направили Рубайло, Скворцова, Бондаренко, Тимошина, Шевченко, Джанзакова, Фурса, остальных сейчас уже не вспомню.

Лечение, впрочем, более походило на простое обследование. Никаких отметок, кроме регистрации в медицинских книжках, нам не делали. Устно сообщили, что в результате аварии на „К-8“ мы получили по 200 бэр и что все пройдет. Однако меня, к примеру, в течение последующих трех лет не допускали к работе с ионизирующими излучениями. И объективно свое состояние в то время могу охарактеризовать так: быстрая утомляемость, непроходящее ощущение усталости, плохой сон, нервозность, нетерпимость к окружающим. Уже после госпиталя стали выпадать волосы».

А вот как оценил состояние экипажа в те дни бывший корабельный врач «К-8» подполковник медицинской службы Евгений Владимирович Савченко: «Больше всех переоблучились, безусловно, руководители энергетических отсеков - командир БЧ-V капитан третьего ранга Бахарев и командир I дивизиона капитан-лейтенант Никитин. После тщательного обсчета доз радиационного поражения всех групп личного состава председатель межведомственной комиссии предложил увеличить расчетные дозы, минимум, еще на десять процентов. Он потребовал также немедленно госпитализировать личный состав энергетических отсеков. Но после того, как подводников обследовали, были приняты обычные для того времени меры. Пострадавших направили на санаторное лечение и предоставили отпуска за 1962 год...». То есть, отпуска дали авансом.