Катастрофа отменяется - [87]

Суслов попрощался с генералом и медленно пошел по улице села. Надо было обдумать все, что он видел во время полета, чтобы потом доложить командующему, который любит — это уже уяснил Суслов, — чтобы офицеры связи имели собственное мнение и не полагались только на донесения.

Капитан шел по селу, присматриваясь к странному виду домов: создавалось впечатление, будто село совсем недавно подвергалось ожесточенной бомбежке, а потом срочно почистилось, чтобы приобрести снова прежний вид. Только миновав две-три хаты, Суслов понял, в чем дело. Ночью в село вошли танки. Многие из них разместились в клунях и сараях. Танки с ходу проламывали стенки, входили под крыши и оставались там на постое. После этого танкисты заделали проломы, даже улицы подмели. Танки были и в садах, и в ометах кукурузной соломы, и в пересекавших село балках… Все машины так искусно замаскированы, что с воздуха их невозможно было обнаружить. Даже следы гусениц были тщательно затерты…

16

Теперь Суслов летел на юго-восток, огибая второй выступ вражеской линии обороны, образовавшийся на стыке армий Мусаева и Владыкина. Здесь немецкие войска держались за речку Суж. Речка была укреплена ими еще до начала весеннего наступления советских войск. На всем ее протяжении фашистские части сдерживали наступление армии Владыкина. Они могли рапортовать, будто война здесь приобрела вполне определенный позиционный характер. Но Суслов со своего тихоходного самолета, идущего на бреющем полете над степью, отчетливо видел перемены, происходившие в тылу советских войск.

Он видел отдыхающих в балках конников, видел перелески, где укрывались сотни автомашин, видел колонны пехотинцев, двигавшихся по дорогам, а лучше сказать, по бездорожью: в одном случае вдоль русла полноводной степной речушки, в другом — по оставленной немцами рокадной дороге, в третьем — по проселку, соединявшему когда-то два больших села, от которых остались только черные проплешины на начавшей зеленеть земле.

От Колосужа, где продолжалась ленивая перестрелка после только что отбитой нашими войсками вражеской атаки, самолет повернул строго на юг.

На ограниченной речкой Суж линии фронта было спокойно. На второй линии наши бойцы отрывали окопы. Даже сверху было видно, что работали они без вдохновения, медленно, будто знали, что ненадолго задержатся на этом рубеже.

Снова блеснул Днестр, еще более широкий и полноводный в этих местах, залитый солнцем и сам желто-золотой, кривой, как турецкая сабля. Самолет пошел вниз. На минуту стали видны огромные стаи птиц возле кромки плавней. Когда смолк мотор, послышался крик лебедя, гусиный гогот, в лицо пахнуло влагой. Суслов вылез на крыло самолета, потом спрыгнул на землю, навстречу штабному офицеру, уже ожидавшему его.

Ночью армия Владыкина форсировала Днестр и теперь теснила немцев к югу, чтобы обезопасить свои переправы от огня вражеской артиллерии. На этом участке против армии Владыкина сражались части союзников Гитлера, и только после прорыва русских немцы начали подбрасывать свои резервы на помощь войскам союзников. Но по-видимому, этот отвлекающий удар не испугал Ауфштейна, так как резервы, судя по донесениям разведки и показаниям пленных, поступали сюда в ограниченном количестве.

Владыкин был на правом берегу Днестра, и встречающий капитана офицер извинился: аэродрома там еще нет, придется переправляться на лодке.

Как и в дивизии Ивачева, здесь строились переправы, наводились понтоны. Всюду: и в камышах, и в кустах, и за хатами — размещались зенитные батареи. Два налета вражеских бомбардировщиков были отбиты. На отмелях торчали обломки трех самолетов, постепенно заливаемые водой.

Суслов переправился через реку, прошел по берегу мимо сменившихся после штурма частей. Тут все напоминало табор: жаркие костры, развешенное на веревках и кольях обмундирование, дымящиеся кухни. Но за всем этим чувствовался строгий воинский порядок.

Владыкин ждал мусаевского посланца в немецком блиндаже, уцелевшем при огневом налете. Прежние обитатели блиндажа бежали так поспешно, что побросали машины, танки, коней.

Генерал-лейтенант Владыкин, пожилой, неулыбчивый и малоразговорчивый, был известен своей неустрашимостью в бою. Он всегда охотно шел на рискованные операции, которые, как правило, кончались успехом. Молодые офицеры считали за честь служить под его началом. Участник гражданской войны, знаток южного театра, мастер кавалерийских рейдов, Владыкин любил задумать и осуществить маневр, который по самой своей неожиданности казался невозможным.

Но служить с ним было тяжело. Крутой нрав и властность Владыкина были известны, пожалуй, не меньше, чем его храбрость. Не любил он также быть участником дела, задуманного не им. Жила в нем какая-то завистливость по отношению к отличившимся товарищам. Он мог, например, вдруг сказать о прославленном генерале, что тот еще сосунок, да и дельце, которое он провел, не так уж велико, раздули его там… «Там» — это значило в штабе фронта. Штабных работников Владыкин вообще недолюбливал.

Суслов хотя и не был лично знаком с Владыкиным, слыхал об этой черте его характера. Он все раздумывал, как ему держаться с этим вспыльчивым человеком. Служба в штабе приучила его быть внимательным к мелочам, улавливать настроения людей по еле заметным деталям. С другой стороны, он привык к тому, что с ним, штабным офицером, считались независимо от его невысокого воинского звания. Он шел к Владыкину, надеясь, что аудиенция будет непродолжительной.