Катастрофа на шоссе - [9]

– Никто не отвечает, – сказала она.

В дверях вдруг показалась лысина. Это был инженер Бауманн.

– Это все? – спросил разочарованно директор. – У вас все, товарищ Сикора?

– Все, – подтвердил молоденький инженер с наивным мальчишеским лицом.

– А вы что скажете?

Стеглик тоже ничего не мог сказать.

– Ну, а лаборанты? Знал кто-нибудь из них, что за опыты проводятся у вас в лаборатории?

– Вероятно, нет, – после короткой паузы ответил Стеглик.

А Сикора сказал:

– Не знаю, я с ними и знаком-то мало. Может, кое-кто и понимал.

– Следовательно, вы полагаете, что им известна лишь самая малость?

– Похоже, что так, – согласился Стеглик и засмеялся, – Парни думают только о футболе, а девушки – о париях. Малигака Токарова, та, пожалуй, интересуется. Наверное, потому, что обожает Бауманна. Она вообще обожает пожилых холостяков.

– Бауманн вдовец.

– Все равно она его боготворит.

Дальнейший разговор – бесполезная трата времени. Сага отпустил инженеров и рассеянно уставился в пустоту. Потом достал папку Голиана и стал просматривать ее: отчеты, копии заключений об анализах полученного сырья и другие не представляющие интереса бумаги. Негласное соглашение руководства о том, что бывший эмигрант не должен иметь доступа к чему-либо серьезному, недоверие к его прошлому – все это Голиан безропотно принял и, кажется, понял, потому и не просил другой должности, смирился… И вдруг Сага насторожился – последним в папке лежал черновик заявления. «Прошу освободить меня от занимаемой должности, так как выполняемая мною работа меня не удовлетворяет, полагаю найти для себя…»

Директор отложил бумагу. Он подумал: «А мне ведь постоянно твердил обратное. И не только здесь, дома тоже. В коттедже со старыми почерневшими стенами, обвитыми диким виноградом». И тут на память пришли слова майора Швика: «Немедленно сообщите мне, если он вдруг решит уволиться…» Это было давно, с тех пор многое изменилось. Швика сняли. Но эта история с Бауманном… Нет ли тут какой связи?

Черновик заявления написан от руки, похоже, что авторучкой.

Сага достал из докладной Бауманна несколько страниц и сравнил. «Да, старик не обманул меня. И почерк тот же и перо. Стеглик слышал, как Голиан вчера сокрушался о том, что изобретение это потянет на Государственную премию».

Директор закурил сигарету и, отыскав в записной книжке нужный номер, снял трубку.

Капитан Шимчик приехал в голубой «победе» и сразу же из проходной позвонил Саге.

– Не знаю, что ты скажешь, – уже в коридоре начал Сага, – может быть, все это чепуха. Но заявить я должен.

Свое сообщение он закончил вопросом: «Ну, как?» Они уже стояли посреди кабинета с тяжелой канцелярской мебелью. Несмотря на то что директор был явно взволнован – он и не пытался скрывать этого, – вид у него, как обычно, был строго официальный: добротный темный костюм из магазина готового платья, ботинки на толстой подошве, и лишь только пиджак, так же как и стол, густо обсыпанный пеплом, снижал респектабельность и подчеркивал его волнение.

– Да ты лучше сядь, – вместо ответа сказал капитан. И когда директор послушно опустился на стул, спросил: – Где документация открытия?

– Здесь, в сейфе.

– Ты ее инженерам показывал?

– Я им об этом ничего не говорил.

– Что они знают об открытии?

– Я их не спрашивал, – солгал директор. – Стеглик говорил, что старик давал ему задания на маленьких листках. А иногда просто устные указания. Он и Сикора работали над этим больше всех, конечно, лаборанты тоже делали кое-что, но думаю, что о существе открытия они не имеют представления.

– Когда ты с ними говорил?

Только что. Они ушли от меня еще одиннадцати не было. А сейчас семь минут двенадцатого.

– Бауманн у тебя был вчера около четырех?

– Без малого четыре. Ровно в четыре я собирался на совещание. Оно началось – чуть позже, но я задержался с Бауманном и опоздал.

– А Голиан был у тебя около двух?

– Да.

– С тех пор ты его не видел?

– Так я же тебе говорю, – Сага покачал головой, – хотел с ним потолковать, торчал до полдесятого у них, еще дома до полуночи ждал, он все не возвращался. Я от окна не отходил.

– Он и всегда так поздно возвращается?

– Довольно часто, у него роман с зубной врачихой. Он мне сам об этом как-то сказал.

– Вчера, когда Голиан к тебе заходил, он был взволнован?

– Не сказал бы. Волновался, пожалуй, больше Бауманн. Выглядел совсем больным. Если б не это, я бы с ним не стал задерживаться. Не люблю опаздывать. Несколько человек явятся позже – и приходится сидеть до бесконечности, а мне этого сидения, – он обвел рукой кабинет, – и тут хватает! С планом и сроками горим, с поставками опаздывают… Поставщики подчинены другому начальству, а министерство стружку снимает с нас.

«Постарел, сдал, – думал Шимчик, беря предложенную директором сигарету. – Когда-то бушевал, даже дома говорил как с трибуны, а сейчас сипит, слова глотает, глаза щурит. Устал, должно быть. Или, может быть, это страх?»

Капитан не сдержался, спросил.

– Оставь, пожалуйста. – Директор пододвинул к нему пепельницу. – Какой еще страх, просто я нервничаю, ты должен понять. Голиана я взял на завод по распоряжению твоей милости, хотя у нас многие протестовали, особенно те, которым я поперек горла стал, я им неугоден, они меня шпыняют где только могут. Кто-то пустил утку, будто я Голиану чем-то обязан еще со времен Восстания и потому протежирую и охраняю. Ерунда какая-то! – вспылил он. – Это я-то охраняю Голиана! Я!…