Катастрофа - [53]

Из ложи правительства Ленин шлет записку в большевистскую фракцию. И точно по команде поднимается Степанов-Скворцов и предлагает пропеть «Интернационал». Все встают. Поют. У левых и правых свои дирижеры. У социал-революционеров находящийся впереди Чернов, время от времени оборачивающийся лицом к депутатам и широкой жестикуляцией силящийся их вдохновить и увлечь. Поют, однако, далеко не все. На обоих флангах нестерпимо фальшивят. И не только звуки, шедшие как попало, вразброд, «по фракциям», фальшивят…

Устами председателя ЦИКа Свердлова большевики предъявили категорическое требование — признать «в корне неправильным, даже с формальной точки зрения, противопоставление себя советской власти. Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному представительству— Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов». Задачи же Учредительного собрания «исчерпываются общей разработкой коренных оснований социалистического переустройства общества».

Умело торпедированное большевиками, Учредительное собрание медленно разваливалось.

4

Пока депутаты тщетно пытались кое-как наладить заседание, в Таврическом саду матросы произвели «закулисный расстрел». Дело было так. Ленин оставил на вешалке пальто. Его карман провисал под какой-то тяжестью. Одного из часовых это заинтересовало: «Что это там, у Ильича?»

Запустив в карман руку, он извлек на свет Божий револьвер.

— Пригодится в хозяйстве! — решил красноармеец, реквизируя находку.

Тем временем, устав от шума в зале, Ленин решил прогуляться во дворике дворца. Он накинул на себя пальто, которое было подозрительно легким.

— Где револьвер? — возмутился Ильич. — Где Дыбенко?

Явился сконфуженный народный комиссар.

— Что это такое?! — топал ногами вождь. — Обыск и выемка? Карманников развели среди караульных!

Через три минуты виновного обнаружили. Через пять, выведя во двор и поставив к толстому дубу, матросы стали совещаться:

— Как казнить бойца, поднявшего подлую руку на собственность вождя мировой революции, — повесить или расстрелять?

— Повесить бы — оно лучше! — кто-то высказал предположение. — Пусть подрыгается.

— И то — дело! Тащи веревку и обмылок!

Пока прикидывали, на какую ветку сподручней забросить, вернулся посыльный:

— Вот, обмылок в сортире умыкнул, а из веревок только это… — И он протянул тонкий шнур для подъема портьер.

— Эх, раззява! — возмутились матросы. — Посмотри, солдат, на чем тебя он вешать хочет — шнурок тонкий, а ты жирный довольно. Сорвешься, как пить дать!

Солдат, глотая сопли, рыдал навзрыд:

— Братцы, помилуйте! За что убивать собираетесь? За какой- то поганый револьвер. Парнишка мой из деревни приехал, хотел ему подарок сделать. Галок стрелять.

— Дело, конечно, пустяковое. Но помиловать никак нельзя. Оставим тебя живым, а ты на глаза Ильичу попадешься, он от этого может расстроиться. Так что мы тебя сейчас быстренько прикончим. А потом за твою душу выпьем. У тебя, сердечный, сколько денег при себе? А вот в этом кармане? Давай сюда, тебе уже без надобности. И сам шнурок намыливай.

— Выдержит! — хохотали матросы. — Солдат уже легче стал, вишь, от страха обдриставшись…

Но тут выяснилось, что пока обсуждались технические вопросы, кто-то спер обмылок. Тогда солдата быстренько расстреляли.

Тем временем в самом дворце события шли своим трагическим ходом. Ленин со своим ближайшим окружением окончательно покинул зал. Соскучившаяся от безделья стража стала развлекаться тем, что наводили ружья на депутатов, брали «на мушку» и вскрикивали «пуф!».

Но выстрел однажды едва не прозвучал по-настоящему. Какой-то матрос признал в эсере Бунакове-Фондаминском былого комиссара Черноморского флота, не пустившего однажды его на берег. И только исступленный крик депутата Бакута: «Опомнись!» — и удар кулаком остановили покусителя. (Погибнет Илья Иссидорович Бунаков, видный публицист, один из создателей и редактор знаменитых парижских «Современных записок», от рук фашистов в 1942 году — как участник Сопротивления.)

5

«В полукруглом зале сложенные по углам гранаты и патронные сумки, составленные ружья. Не зал, а становище. Учредительное собрание не только окружено врагами, оно во вражеском стане, внутри, в самом логовище зверя. В отдельных группах «митингуют», спорят. Кое-кто из членов собрания пытается убедить солдат в правоте Учредительного собрания и преступности большевиков. Доносится:

— И Ленину пуля, если обманет!..

Комната, отведенная под фракцию социал-революционеров, занята матросами. Из комендатуры услужливо сообщают, что начальство не гарантирует депутатов от расстрела в зале заседания. Тягучая тоска, скорбь и боль усугубляются от сознания безысходности положения и собственного бессилия. Жертвенность не находит для себя выхода. Что делают, пусть бы делали скорей!..

В зале собрания матросы и красноармейцы уже совсем перестали стесняться. Прыгают через барьеры лож, щелкают на ходу затворами, вихрем проносятся на хоры. Из ушедшей фракции большевиков фактически покинули зал лишь более видные; менее известные лишь перебрались с депутатских кресел на хоры и в проходы и оттуда наблюдают и подают реплики. В публике на хорах тревога, почти паника. Депутаты на местах неподвижны. Большинство Учредительного собрания изолировано от мира, как изолирован Таврический дворец от Петрограда, Петроград — от России. Кругом шум, а большинство точно в пустыне, преданное и покинутое на волю победителей: чтобы за других — за народ и за Россию — испить горькую чашу. Передают, что к Таврическому высланы кареты и автомобили для увоза арестуемых. И в этом было даже нечто успокоительное — все-таки некоторая определенность!