Катастрофа - [257]

Так кто же они — «благодетели» Бунина?

С.С. Атран — чулочный фабрикант. И.Я. Столкинд еще в дореволюционные времена на Пятницкой улице в Москве, в доме № 74, владел фабрикой «механического производства обуви» со 125 рабочими. Наследники Столкинда и по сей день занимаются делами благотворительности.

Что касается Цвибака, то, перебравшись в США, он тесно сотрудничал с антисоветскими организациями, многие годы был главным редактором просионистской газеты «Новое русское слово».

Подобная благотворительность — это паутина, которая налипает на жертву, лишая ее самостоятельности, подчиняя своей воле. Вот почему Бунину пришлось говорить об «истории» — жуткой и поучительной…

* * *

«Все-таки самое страшное на земле — человек, его душа.

И особенно та, что, совершив свое страшное дело, утолив свою дьявольскую похоть, остается навсегда неведомой, не пойманной, не разгаданной», — это из «Страшного рассказа», который Бунин написал в 1926 году.

Когда он окончательно смирился с тем, что жалкий остаток своих дней придется влачить на постылой чужбине, эта самая дьявольская сила разверзла гнусную пасть.

6

Размягченный жарким июльским солнцем, умиротворенный тишиной парижских улиц, ибо французы оставались верны привычке летом уезжать на вакации, Бунин тоже отправился на природу. Нет, не на Средиземноморское побережье и даже не на отсутствующую дачу, а всего лишь в соседний Булонский лес. В кармане лежало несколько франков, на которые можно было купить газету и стакан дешевого бордо.

Вера Николаевна оставалась дома и с иголкой в руке чинила мужу рубаху, купленную еще в декабре 1933 года. Она не успела залатать подмышкой, как муж вернулся. Он был бледен, судорожно расстегивал воротник крахмальной рубахи и дышал прерывисто. В руке у него была газета, которую он в сердцах швырнул на пол.

— Ян, что случилось? — Вера Николаевна со страхом смотрела на мужа. — Не волнуйся, сядь. — Она схватила с полочки пузырек. — Вот, от сердца, прими…

Бунин отвел ее руку и, наконец, горячо заговорил:

— Ты знаешь, с кем живешь? Оказывается, я — наймит Сталина. Недавно был у него в Кремле и еще на Лубянке. Выложил все секреты эмиграции. А прежде помог в выдаче большевикам Петра Краснова… Да, того, что казнили за сотрудничество с Гитлером. И потихоньку вернулся в Париж. Что так смотришь на меня? — Он неестественно тихо захохотал, схватился руками за голову. — Не веришь? Вот, в этой газетке написано. Выходит в Америке, называется «Новое русское слово».

Вера Николаевна подняла газету, нашла заметку. Покачивая головой, прочла. Спросила:

— Тут подпись: «Иосиф Окулич». Кто такой?

— «Плешивый, пузатый, на кривых тонких ножках». Не знаю, кто этот мерзавец. — Он подумал, добавил: — А может, такого и вовсе нет? Псевдоним? Эх, узнать да палку об него обломать!

Бунин вдруг застонал, схватился за сердце, привалился грудью на стоявший рядом стол и, полуоткрыв рот, тяжело задышал:

— Ой, плохо, сердце, сердце…

* * *

Несколько дней Бунин лежал в постели. Врача он запретил вызывать: «Если заплатим медику, сами помрем с голода!» Но добросовестно принимал лекарства и, наконец, хватило сил сесть за стол. Жену он успокоил:

— Я пишу в редакцию, Вейнбауму и Яше Цвибаку — в самых сдержанных тонах. Двое последних, думаю, вступятся за мою попранную честь. Редакции объясняю абсурдность обвинений этого самого Окулича и требую печатного извинения.

…Вера Николаевна сбегала на почту, письма отправила по «авиа». Ответы тоже пришли самолетом и довольно быстро. Первым он был от Цвибака. Бунин с недоумением прочитал: «Не советую давать опровержения. Так, если промолчать, дело само по себе скорее забудется». Потом — от Вейнбаума. Тот почти слово в слово повторил то, что писал Цвибак. Зато газета промолчала вовсе.

Бунин едва впервые после болезни вышел на улицу, как услыхал за спиной: «Вон, Бунин пошел. Да, тот самый, что Краснова чекистам выдал». Говорил верзила со славянским лицом, а обращался он к своей спутнице.

Эту фразу позже он еще слышал несколько раз, словно злоязычные людишки специально договорились его третировать.

Но события только набирали силу.

7

Цвибак, Вейнбаум и К^о, как шахматисты, точно рассчитали партию на много ходов вперед. Отказавшись печатать возражения против клеветы самого пострадавшего, они опубликовали «Письмо в защиту Бунина» Глеба Струве. Тот умиротворяюще вещал: «Милостивый государь, господин редактор! В № Вашей газеты от 19 сего месяца (июля 1947.— В. Л.) напечатана статья уважаемого И.К. Окулича, в которой он, как о факте, говорит о поездке И. А. Бунина после войны в СССР и возвращении его оттуда, почему-то при этом сопоставляя этот факт с судьбой выданного Москве американцами и расстрелянного большевиками генерала П.Н. Краснова, который, как известно, во время войны стоял на откровенно прогерманской позиции. Не вдаваясь в оценку по существу этого сопоставления, я считаю своим долгом внести поправку в статью И.К. Окулича: И.А. Бунин в Советскую Россию не ездил и, насколько мне известно, ездить не собирается, хотя попытки «соблазнить» его поехать туда и делались. Можно так или иначе морально-политически оценивать некоторые действия И. А. Бунина после освобождения Франции, но нельзя взваливать на человека обвинение в поступке, которого он не совершал».