Катары - [55]

Автомобиль проехал двенадцать километров, и перед ним показался внушительный фасад аббатства Фоншод. Как искусствовед, Ле Биан не смог не отметить архитектурную симметрию, говорившую, что эта часть здания принадлежит к классическому стилю. Святые отцы явно не ожидали посещения: не успела «двушка» остановиться, как к ней со всех ног бросился перепуганный монах. Он был длинный и тощий, с очень странной походкой: бежал вроде и быстро, но маленькими семенящими шажками.

— Сударь, вы заблудились? Аббатство посетителей не принимает. Но если можем чем помочь вам, то с великой радостью! Только машинку поставьте вон с той стороны. Здесь калитка, ее загораживать нельзя. Отцу аббату не понравится, что вы проход загородили.

Еле в силах переварить этот словесный поток, Ле Биан усмехнулся: для цистерцианцев, которые дают обет молчания, у этого язык подвешен очень здорово! А если так, то почему же этот человек добровольно пошел на столь тяжкое для себя лишение? Но философствовать не было времени. Из аббатства вышел еще один человек, такой же высокий, как первый, но гораздо крепче телом. Он махнул рукой, отсылая болтливого монаха назад в монастырь, и без предисловий обратился к Ле Биану:

— Брат мой, это место уединения и молитвы. Мы не принимаем посторонних, и посещений у нас не бывает.

— Моя фамилия… Лорель. Франсуа Лорель. Я искусствовед и много наслышан о вашем аббатстве. Сейчас проезжал мимо и захотел на него поглядеть.

Ле Биан про себя не мог нарадоваться на свой талант импровизатора. Выдумка пришла ему в голову сама собой. Но дело было еще далеко не сделано.

— А меня зовут отец аббат Кристиан, настоятель Фоншод. Мне очень жаль, но я не могу удовлетворить ваше пожелание. В крайнем случае, я должен отнестись к орденскому начальству.

— Какая жалость! — воскликнул Ле Биан. — Дело в том, что я член департаментской комиссии по охране религиозных памятников. Мы планируем для самых ценных объектов выделить субсидии.

— Субсидии? — заинтересовался отец аббат.

Ле Биан еще раз порадовался. Теперь его посещению уже ничто не могло воспрепятствовать. Впрочем, он прекрасно понимал, что срок на игру ему отпущен короткий.

— Хорошо. Ступайте со мной, — скрепя сердце сказал отец аббат. — Но много времени я не могу вам уделить.

— Очень благодарен вам за сотрудничество, — ответил Ле Биан, не совсем уверенный, правильно ли он выбрал последнее слово. Отец аббат, по крайней мере, и глазом не моргнул. Они вошли в калитку. Аббат оставался невозмутим.

Сначала они направились к большой трапезной, где веками вкушали пищу братья цистерцианцы, потом к теплой каморке, которой пользовались для обогрева в те времена, когда остальное помещение не отапливалось, потом к скрипторию, где переписывались и иллюминировались рукописи. Когда они вошли в центральный двор, отец аббат остановился.

— Некогда о благе этого аббатства пеклись триста человек. Были среди них, конечно, и монахи, но еще больше послушников, трудившихся на монахов и за это получавших от них благословение. Жили они в одном помещении, но раздельно.

— А как у вас теперь? Это же грандиозная работа — содержать такое пространство!

— Скажем так: мы одно из немногих аббатств, где эта традиция еще сохраняется. Некоторые братья помогают нам, а за это имеют привилегию жить в намоленных тысячелетиями кельях.

Отец аббат скорым шагом пошел дальше. Они пришли в зал капитула.

— Хотя по брату Арманду вы бы этого и не сказали, в нашем ордене дают обет молчания. Он соблюдается в клуатре, трапезной и спальной. Только в зале капитула можно обмениваться словами.

— А как же вы общаетесь?

— Иногда все понятно и без слов.

Эта фраза в устах монаха была похожа на предостережение.

— Но некоторые братья владеют языком жестов, если в том есть необходимость, — добавил отец аббат.

Выйдя в клуатр, они встретили трех братьев, проходивших по галерее с мраморными колонками, чьи капители украшал растительный орнамент. Ле Биан внимательно рассматривал и архитектурные мотивы, и встречных. Отец аббат заметил это и сказал:

— Все-то вы подмечаете. Да, вот это и есть три послушника, которые помогают нам в садовых работах. А колонки эти двенадцатого века, и их капители характерны для нашего ордера. У цистерцианцев не бывает человеческих голов или чудовищных морд, которые могут нарушить монашеское сосредоточение. То же относится и к нежданным визитам.

Не сдается отец аббат, подумал Ле Биан, хочет, чтобы незваный гость сполна расплатился за свое вторжение. Через низкую дверь они вошли в церковь, размеры которой ошеломили Ле Биана.

— Какая огромная! — воскликнул он.

— Верно, и все это для сотни аббатов, даже меньше, — сухо ответил отец аббат. — Все тщеславие сеньоров: они хотели, чтобы в аббатствах был виден отблеск богатства этих феодалов. А сегодня ее содержим мы. Раз уж зашла речь о субсидиях, то у нас здесь очень неладно с кровлей. А что средств не хватает — этому вы не удивитесь. Если вы настоящий знаток, то не можете не заметить, что этот храм — редчайший в здешних местах шедевр готического стиля. Преступно будет бросить его в таком состоянии.

Ле Биан достал карандаш и блокнотик. Для вящего сходства с чиновником службы охраны памятников он стал делать тщательные заметки. Но с лица отца аббата не сходила подозрительная гримаса. Возле выхода историк, наконец, осмелился задать вопрос, относящийся к действительной цели всего приезда.