Касьянов год (Ландыши) - [4]

— Это оттого, что она много курит. Как ты.

— Лицо у нее совсем простое, но благородное. Седина ее совершенно не портит. И улыбка добрая и приветливая. А чай с баранками был очень вкусный. Только я не представлял, что известный адвокат может жить в коммунальной квартире. Да и обстановка у нее — вся мебель с бору по сосенке. Вот только телевизор цветной.

— Это Софье Андревне сослуживцы на семидесятилетие подарили. Ну, как, помог тебе наш визит разобраться в своих проблемах?

— Спасибо, что ты нас познакомила. Я понял Софью Андреевну так, что коли уж я стал отдавать свои фельетоны в Самиздат под псевдонимом, то открывать свое имя не стоит. И я должен сознавать, что все это очень серьезно. Что мне могут припаять эту… какую-то статью.

— 70-ю. А по ней — до семи лет строгого лагеря. Да на десерт могут добавить еще пять ссылки. Так что тут не до шуток.

— Слушай, а как она называла ту занятную дощечку, на которой мы писали спичкой свои вопросы, а потом стирали записи?

— За рубежом на таких дощечках рисуют дети. А у нас ее обычно называют русско-русским разговорником. Почему мы не говорили всё вслух? Это было бы опасно для тебя. Комната Софьи Андреевны наверняка на прослушке. Когда дело касается конкретных имен, мы порой пишем вопрос-ответ на бумажке, а потом сжигаем ее в пепельнице.

Доставая сигареты из костюма, висевшего на спинке стула, Костя уронил на пол какую-то белую трубочку.

— Что это?

Костя смутился. — Ингалятор. Мне посоветовал им пользоваться знакомый врач. Он говорит, что у меня астма.

— И давно?

— Первый приступ случился с неделю назад, помнишь, когда с тобой беседовали в КГБ, а потом я к тебе заезжал. Через три дня он чуть не повторился, но тогда со мной уже был мой «Алупент». Я подышал лечебной смесью из этой прыскалки, и все прошло без следа. Правда, Игорь меня предупредил, что весной, когда все цветет, астма часто обостряется.

— Лечись и не хворай. Ты мне тоже очень нужен. А Софью Андревну смотрел на днях хороший врач. Он и раньше бывал у нее, а в этот раз явился с цветами. Нашел у нее тяжелую стенокардию, давление. Советовал лечь к нему в клинику, но она пока что отказалась. Прописал ей импортное лекарство — сустак. Его сейчас не достать, так он дал этот сустак из своих запасов. И денег не взял.

— А как зовут этого доктора?

— Игорь Александрович.

— Ну, конечно, это он! Я сразу так подумал. Мы с ним приятели еще со школы.

Сквозь приоткрытое окно повеяло утренней прохладой. Ветерок шевельнул занавеску.

— Смотри, уже светает! Можно погасить ночник, — сказала Ната.

Приглашение к диалогу

Наступило лето, и хотя моросил дождик, было совершенно тепло.

— Ты поможешь мне с покупками? — спросила по телефону Наташа. — Тогда через полчаса встречаемся возле вестибюля «Арбатской».

Когда Костя вышел из метро, дождь кончился. — Софья Андревна попросила меня купить продукты к столу, — пояснила Ната. — Дала список и деньги. У нее сегодня будет народ, а сама она с трудом выбирается из дому. Мы пойдем сейчас в Новоарбатский гастроном. Что у меня в списке?

— Так. Печенье, сыр, колбаса, батон белого, молотый кофе. Кекс «Столичный». Творожные сырки, ряженка. Еще, если будут, двадцать пачек папирос с фильтром. Софья Андревна перешла на них, когда врачи стали настаивать, чтобы она бросила курить. А до того она по старинке курила «Беломор». Современными сигаретами, говорит, не накуривается.

С нагруженными сумками они позвонили в дверь второго этажа. Им открыла какая-то соседка, и они прошли в комнаты. Костя поздоровался с хозяйкой, Наташа расцеловалась с ней.

— Спасибо. А мои гости еще не собрались. Присаживайтесь, — сказала Софья Андреевна. Она со вздохом смешала разложенные по столу карты. — Что делать? Опять мой пасьянс не вышел.

Костя огляделся. Большая комната с очень высоким потолком и окнами фонарем, несколько репродукций по стенам. Стеллаж с книгами. На столике у окна машинка «Ундервуд», какие выпускали еще до революции. Выгороженная дощатой стенкой комнатка поменьше.

— Здесь целый этаж занимала квартира какого-то чиновника. Квартиру поделили, и эта ее часть досталась мне.

Софья Андреевна задымила папиросой, Костя достал свою «Яву». Наташа встала: — Пойду на кухню, наварю картошки. Ваш столик там, помнится, первый справа?

— Наточка мне о Вас много говорила, — сказала Софья Андреевна. — Вам повезло, она чудесная девушка. Самоотверженная и отважная. Только берегите ее.

— Постараюсь. Но ведь в наше время и со мной может стрястись что угодно.

— Надеюсь, что история с фельетоном благополучно закончилась, — сказала Софья Андреевна. — Вы ведь до сих пор никаких обращений, писем не подписывали?

— Мне порой стыдно за свою трусость. — Костя закурил еще сигарету.

— Не терзайтесь. Каждый делает то, что может, к чему у него лежит душа. Наточка посылает посылки политическим, иногда навещает ссыльных, помогает нам. А разные протесты, обращения… не переживайте и не подписывайте их. До тех пор, пока не почувствуете, что если не подписать письмо — начнется порча души. А уж тогда решайте сами.

Помолчали. Сигаретный дым поднимался к потолку, струясь между разноцветными рыбками, покачивающимися под люстрой на невидимых ниточках.