Кащенко. Записки не сумасшедшего - [64]

Олег знал, что сам влюбил в себя Таню, когда та была счастлива с восходящей звездой, скрипачом Игорем, и когда Тане, на пятнадцать лет его моложе, было всего двадцать. Как она могла не влюбиться в Олега? От этой любви Танина жизнь стала лишь еще прекрасней. Ее счастливый брак с Игорем и ее любовь к Олегу прекрасно уживались в той сказке, которую Таня считала жизнью. Таня не любила делать над собой какие-то усилия, а любила быть беззаботной, что так ей шло, валяться на диване с книгой, что Игорю очень нравилось, и любила, чтобы ее любили. Так, собственно, все и было, и Таня имела все основания считать свою сказку былью, тем более что эта очаровательная иллюзия и была для Олега самой неотразимой Таниной чертой. Таня и ребенка-то совсем не хотела, когда забеременела от Олега, но раз так получилось, Таня заявила Олегу, что она даже готова развестись с Игорем и выйти за Олега. Но Олег не собирался тогда бросать ни свою жену, ни сына, уже тринадцатилетнего, хотя и повторял, что любит Таню. Не мог же он винить Таню, если она решила, что быть женой конкурсного, уже почти знаменитого скрипача лучше, чем матерью-одиночкой?

Конечно, только самого себя мог он винить и двумя годами позже, когда понял, что не в силах разлюбить Таню и хочет быть с ней, а та к тому времени уже растила его ребенка, которого скрипач Игорь считал своим. Тане это было неприятно, и вовсе не потому, что это было неправдой – правда ее мало заботила, – а оттого, что после мук родов, кормления, бессонных ночей с младенцем она считала только своим этого ребенка, на которого ни у кого, кроме нее самой, не может быть прав. Игорь считал, что у него тоже есть права на ребенка, а Таню это так раздражало, что она убедила себя, что не может жить во лжи и ей требуется-таки правда. А убедив, рассказала Игорю про Олега, который и есть настоящий отец Лёника. Она знала, что Игорь, конечно, будет мучиться, но простит, и в ее жизни снова наступит гармония. К тому же она – наверное, уже просто из упрямства – отказывалась мириться с тем, что Олегу нужна его жена и уже пятнадцатилетний сын больше, чем Таня и ее ребенок. Поэтому все будет так, как она считает нужным, и пусть все вокруг страдают не меньше, чем она. Игорь действительно все простил, заявив, что Таня – его жена, а Лёник – его сын, и все должно остаться так, как и было, и Лёник ничего не должен никогда узнать, и они всегда будут вместе. Но даже и это у него не вышло, потому что он был, видимо, не просто хлюпик, но еще и неудачник. По сравнению с Олегом, по крайней мере. Олег же, спустя еще год, понял, что готов ради Тани бросить свою жену и сына, так и завертелся тот мучительный морок, и вертелся он еще почти год, пока Игорь, уехав на гастроли, не вернулся в их бывшую общую с Таней пустую двушку, а Таня и Лёник не переехали в огромную квартиру на Полянке, снятую Олегом на то время, пока он будет строить Тане дом. Олег построил дом, и в этом четырехэтажном доме с шестью спальнями прошло Лёникино детство.

В тот день на Полянке, когда Таня вышвыривала на пол вещи в поисках маленькой кастрюльки, а Лёник заболел необъяснимой болезнью, с температурой под сорок, с удушьем, Олег уже все понимал. Он не понимал только, почему он ждал три года, ведь он уже тогда знал, что не сможет жить без Тани. Даже то, что Таня со своим скрипачом вырастили Лёника хлюпиком, его не страшило, малыш был таким славным, и он знал, что уже почти полюбил его, а со старшим сыном они почти год не разговаривали. Олег знал, что он должен быть безупречным отцом, он и сам хотел быть им. Он ставил Лёника на лыжи, возил в бассейн, следил, чтобы он не пропускал теннис, брался сам за его уроки, когда у Тани кончалось терпение, а оно кончалось крайне быстро. Олег отказывался мириться с тем, что сын не хотел учиться, а потом не хотел работать, он считал, что рано или поздно сын перерастет трудный возраст и возьмется за ум, по-другому же не может быть, жизнь все равно заставит. А Таня все лежала с книжками на диване или готовила, считая, что главное для ребенка – это правильно питаться. Еще она часто тайком от Олега убирала Лёникину комнату, хотя тому было уже шестнадцать. Когда Лёник бросил работу в третий раз, Таня придумала себе новую сказку о правде – что Олег требует от сына невозможного, хотя он всего лишь требовал, чтобы тот работал. Хоть как-то, чтобы в состоянии был себя содержать. Но Таню в этом убедить было невозможно, она оберегала Лёника от отца и потакала ему абсолютно во всем, пусть даже от этого сын ее любил ничуть не больше. Конечно, Олег видел, что сын по-своему любит мать, а его самого почти ненавидит. Или просто ненавидит. Ни сына, ни Таню переделать невозможно, и ей совершенно незачем постоянно его пилить и повторять, что сын не вырос сильным, не все сильны, как Олег, а он не хочет с этим считаться, требует от сына невозможного и тем калечит его. Олег заводился лишь тогда, когда Таня переходила на крик и трясла пальцем перед его носом, повторяя, что Олег не в состоянии любить сына таким, каким сам его вырастил, и, в конце концов, сломает психику ребенка или доведет его до самоубийства. Так было в одном фильме, который Таня однажды смотрела по телевизору и требовала, чтобы Олег смотрел вместе с ней, чтобы понял, чем все это кончается, а Олег орал на Таню, что у него нет выхода, она сама, что ли, не понимает? Как сын выживет, когда его, Олега, не станет? Как, если сын не в состоянии работать? Олег действительно стал сдавать и повторял, что сыну останется его фирма и тот должен научиться вести бизнес, – не потому, что верил в это, а просто потому, что надо же во что-то верить, чтобы жить дальше.