Карты в зеркале - [270]

Тишина. И далекий крик боли.

Тишина. Бесконечно тянущиеся часы. И вновь дверь открывается, появляется король, снова раздаются крики.

Как только король входит в загон в третий раз, из толпы выходит человек, который не кричит. Его одежда заскорузла от чужой блевотины, но самого его явно не рвало, его взгляд спокоен, губы не кривятся, глаза сияют. Это Пастух, хотя пока он известен людям под другим именем.

Он подходит к королю и протягивает руку. Его не выдергивают, а выводят наружу, и дверь опять закрывается.

Тишина. Медленно ползут минуты. Но крика не слышно.

А потом загон исчезает, словно его и не бывало, вокруг опять чистый воздух, зеленая трава, в небе, как прежде, сияет солнце. Только одно изменилось: появился уходящий под небеса замок, изящный, с безумным нагромождением шпилей и куполов. Его окружает заполненный кислотой ров, через который перекинут узкий мост.

Люди возвращаются в деревню. Их дома целы, кажется, можно про все позабыть.

Но потом появляется Пастух, которого все еще называют старым именем… как бишь его звали? И все говорят с ним, расспрашивают его — что там, в замке, чего хотят король и королева, зачем людей держали в заточении и почему освободили.

Однако Пастух, не отвечая на вопросы, указывает на булочника. Тот выходит вперед. Пастух прикасается к его виску своим посохом, и булочник улыбается и идет к замку.

После того как в замок зашагали еще четверо сильных мужчин и мальчик, а после — еще один мужчина, люди заворчали и отпрянули от Пастуха. Его лицо по-прежнему прекрасно, но все помнят крики, которые слышали из загона, и не хотят идти в замок. Их настораживают бездумные улыбки тех, кто только что туда ушел.

Дни тянутся своим чередом. Пастух является в деревню снова и снова, и люди теряют конечности. Они вынашивают планы мести, но посох Пастуха и его невидимый кнут пресекают попытки напасть. Те, кого он отсылает в замок, возвращаются домой калеками. Люди ждут. И ненавидят.

И многие, очень многие из них жалеют, что не погибли в первые ужасные мгновенья после завоевания планеты. Но больше никто не пытается убить Пастуха.

Колонисты кончили «давать показания», и судья сделал паузу, прежде чем продолжить расследование. Воспоминания были слишком живыми, людям требовалось время, чтобы осушить слезы.

А потом они увидели показания Пастуха. На этот раз не было множества разных «картинок»; все видели прошлое лишь его глазами.

Снова загон, люди съежились от ужаса. Как и раньше, открывается дверь. Только на этот раз каждый из присутствующих на суде «вспоминает», как выходит вперед, как протягивает королю руку, как к нему прикасается холодное щупальце, как его выводят из загона.

Замок все ближе, нарастает страх. Однако одновременно возникает ощущение мира — и оно помогает тебе сохранить спокойное выражение лица и заставляет сердце биться в нормальном ритме.

Замок. Узкий мост, заполненный кислотой ров. Ворота открываются. На мосту начинает кружиться голова — кажется, что король в любой момент может столкнуть свою жертву в ров.

А потом — просторный обеденный зал, королева за пультом создает мир, в котором появятся на свет ее дети.

Ты стоишь около стола, король и королевой наблюдают за тобой с высоких сидений. Ты бросаешь взгляд на стол и понимаешь, почему раздавались те крики. Чувствуешь, как вопль поднимается к горлу, когда осознаешь, что ты, а потом и все остальные люди будут вот так же разорваны, полуобглоданы, превратятся в груду хрящей и костей.

И потом ты справляешься со страхом и просто стоишь и смотришь.

Король и королева волнообразными движениями поднимают и опускают «руки». Кажется, так они разговаривают. Должен ведь быть какой-то смысл в этих движениях?

Ты должен понять. Ты тоже вытягиваешь руку и пытаешься изобразить похожие жесты.

Они перестают двигаться и следят за тобой.

На мгновенье ты неуверенно останавливаешься, потом снова начинаешь делать волнообразные движения руками.

Их «руки» взволнованно мечутся, слышны негромкие звуки. Ты пытаешься повторить и их.

А потом король и королева приближаются к тебе, и ты стараешься успокоиться, клянешься, что не закричишь, хотя в глубине души понимаешь, что не сможешь удержаться.

Холодное щупальце прикасается к тебе, ты чувствуешь нарастающую слабость. Тебя выводят из комнаты, и сознание застилает тьма.

Проходят недели, а ты все еще жив — ради того, чтобы забавлять их, когда они устают от своих трудов. Однако, подражая им, ты учишься, а они учат тебя, и вскоре вам удается вести нечто вроде примитивного диалога. Они обращаются к тебе, медленно шевеля всеми гибкими конечностями, издавая негромкие звуки, а ты с помощью двух рук, а потом и с помощью голоса пытаешься ответить. Это убийственно трудно, но наконец ты сообщаешь, что должен кое-что им сказать, прежде чем им надоест с тобой забавляться и они снова увидят в тебе всего лишь еду.

Ты объясняешь им, как сохранить стадо.

И тогда они делают тебя пастухом, в обязанности которого входит лишь одно: снабжать их едой, да так, чтобы припасы никогда не кончались. Ты сумел убедить их, что благодаря тебе они получат вечный источник пищи, и они заинтересовались.