Карты на столе. Немой свидетель. Смерть на Ниле - [213]

— Ach, это глупость! Неужели вы думаете, что с переломанной костью и в лубке можно расхаживать по пароходу и закалывать людей? Говорю вам: Саймон Дойл не мог покинуть каюту.

Пуаро негромко сказал:

— Вы правы: не мог. И тем не менее я тоже прав! Ни в какую другую сторону нельзя истолковать слова Луизы Бурже.

И тогда я вернулся к началу и в новом свете рассмотрел преступление. Может быть, Саймон Дойл выходил из салона до ссоры, а другие не заметили этого или просто забыли потом? Нет, едва ли. Тогда, может быть, неосновательны свидетельства доктора Бесснера и мадемуазель Бауэрз? И этого я не смог допустить. И тут я вспомнил, что между этими двумя пунктами есть маленький интервал. В течение пяти минут Саймон Дойл оставался в салоне один, и лишь к последующему времени относится квалифицированное свидетельство доктора Бесснера. Что касается предыдущей сцены, мы располагали только зрительными впечатлениями, и, хотя они казались вполне надежными, полагаться на них уже было нельзя. В самом деле, оставляя в стороне всяческие предположения, что видели люди?

Мадемуазель Робсон видела, как мадемуазель де Бельфор выстрелила из револьвера, видела, как Саймон Дойл упал на стул, видела, как он прижал платок к ноге и тот постепенно превратился в красный комок. Что видел мосье Фанторп? Он услышал звук выстрела и застал Дойла с перепачканным платком, прижатым к ноге. Что происходит потом? Дойл настоятельно требует, чтобы мадемуазель де. Бельфор увели из салона и не оставляли одну. В последнюю очередь он просит Фанторпа привести врача.

Соответственно, мадемуазель Робсон и мосье Фанторп уводят мадемуазель де Бельфор на палубу по правому борту и в ближайшие пять минут им ни до чего. Каюты мадемуазель Бауэрз, доктора Бесснера и Жаклин де Бельфор — все по правому борту. Саймону Дойлу вполне достаточно двух минут. Он достает из-под диванчика револьвер, снимает туфли, бежит на левый борт, входит в каюту своей жены, прокрадывается к спящей, стреляет ей в голову, ставит на рукомойник пузырек из-под красной туши (чтобы его потом не нашли при нем), бежит обратно в салон, берет заблаговременно припрятанную накидку мадемуазель Ван Шуйлер, заворачивает в нее револьвер и стреляет себе в ногу. Стул, на который он теперь падает от настоящей боли, стоит у окна. Он поднимает раму и бросает револьвер, завернутый в уличающий его носовой платок и бархатную накидку.

— Невозможно, — сказал Рейс.

— Нет-нет, мой друг, не так уж невозможно. Помните свидетельство Тима Аллертона? Он услышал хлопок и следом за ним всплеск. Он еще кое-что слышал: пробегавшего мимо его двери человека. Бегать по правому борту было некому! Это он услышал, как мимо его каюты в одних носках пробежал Саймон Дойл.

— И все-таки я повторяю: это невозможно, — сказал Рейс. — Не в силах человек провернуть все это в один момент, особенно такой тугодум, как Дойл.

— Физически он очень ловок и подвижен.

— Это — да, но рассчитать все он не способен.

— А он сам и не рассчитывал, мой друг. Вот где мы все ошибались. Нам казалось, что преступление совершено под влиянием минуты, а оно не было совершено под влиянием минуты. Это, повторяю, была искусно спланированная и хорошо продуманная операция. Далеко не случайность, что у Саймона Дойла в кармане был пузырек с красной тушью. Так было задумано. Далеко не случайность, что у него был чистый, без метки носовой платок. Далеко не случайность, что мадемуазель де Бельфор ногой зашвырнула револьвер под диванчик, где он никому не будет мозолить глаза и о нем вспомнят много позже.

— Жаклин, вы сказали?

— Ну конечно. Вот они, две половины убийцы. Чем докажет Саймон свое алиби? Тем, что в него стреляла Жаклин. Чем Жаклин докажет свое алиби? Тем, что, по настоянию Саймона, с нею всю ночь оставалась сиделка. Вдвоем они имеют все необходимые качества: холодный, все рассчитывающий наперед интеллект Жаклин де Бельфор — и человек действия с немыслимой быстротой и точностью реакции.

Взгляните на дело с правильной точки — и сами собой отпадут все вопросы. Саймон Дойл и Жаклин были любовниками. Допустите, что они по-прежнему любят друг друга, и все становится ясно. Саймон избавляется от богатой жены, наследует ее деньги и в положенный срок женится на старой подруге. И как все искусно разыграно! Жаклин преследует мадам Дойл, Саймон исходит притворным гневом — все было расписано как по нотам… Но были и промахи. Саймон как-то разглагольствовал передо мной о женщинах с собственническим инстинктом — и говорил с такой горечью! Конечно, я должен был догадаться, что он имеет в виду не Жаклин, а свою жену. Или его обращение с женой на людях. Средний английский мямля, каковым является Саймон Дойл, всегда очень сдержан в проявлении чувств. Он переигрывал с обожанием. Нет, хорошим актером Саймон не был. Или взять мой разговор с Жаклин, когда она притворилась, что кто-то нас подслушивал. Я никого не видел. Да никого там и не было! Зато после это мне путало карты. Как-то ночью из своей каюты я услышал Саймона и Линит. Он говорил: «Мы должны пройти через это». Говорил-то Дойл, но была с ним Жаклин.