Картонные стены - [53]

Его тогда уже тридцатилетняя дочь окончила Кембридж, вернулась в Россию и на момент нашего знакомства небезуспешно строила карьеру в израильской фармацевтической компании. Жила на две страны. Это не помешало ей в отсутствие мужа родить ребенка и через два месяца вернуться на работу, оставив малыша на попечение нянькам и бабушке, законной жене В. Кстати, тему жены (по косвенным признакам – классической домашней клуши) он ловко обходил стороной.

Интуитивно я понимала: со мной он мог быть тем, кем и был на самом деле – великодушным вампиром, который подрывает устои, одобряемые обществом, частью которого он являлся.

Ему не хватало страсти, а в протесте, который он ловко в меня подсадил, забурлила горячая кровь!

На свидания к В. я делала яркий (почти как в тот позорный месяц в клубе, когда пыталась танцевать стриптиз), несвойственный мне макияж.

Кроваво-красные губы, прокрашенные в три слоя густые ресницы, делающие взгляд томным, пленительные, взлетающие ко лбу дуги бровей.

Он бросал на меня короткий внимательный взгляд и, слегка улыбнувшись самому себе, тотчас на меня набрасывался.

Не скрою, наше соитие было столь оглушительным, что я даже не воспринимала его как измену: Андрей, с его в общем и целом здоровой потребностью во мне, существовал словно параллельно, а то, что происходило между мной и В., было в другом измерении. Почти как в детстве: придумаешь себе сказочный мир, в котором старый дубовый подсервантник напротив материной кровати превращается в ворчливого и мудрого старикана-короля, а рюмки и фужеры в его недрах – в подданных, которым, переставляя с полки на полку, я раздавала и титулы, и судьбы.

Здесь, в моем с В. мире, я была возлюбленной прекрасного Носферату, истаскавшегося в веках и истосковавшегося по любви.

Чем неистовей мы сплетались телами, тем меньше оставалось меж нами любых, о чем бы то ни было, разговоров.

После смерти моего отца В. совсем перестал спрашивать меня про Андрея, но в его пронизывающих взглядах и тяжких вздохах после наших безумных полетов я считывала конкретный месседж: «Как ты так можешь, любимая?»

И тогда я стала убеждать себя в том, что медленно, но верно обескровливаю самого важного и ценного человека в своей никчемной жизни.

А то, что он был вовсе не добрым доктором Айболитом, придавало его образу, во многом дорисованному моим воображением, дополнительную пикантную остроту. Рядом с ним я ощущала себя исключительной – я была не заурядной спасительницей зависимого от отца истеричного алкоголика, я стала Судьбой, с трудом отысканной сквозь века. Соткав это кисейное, но прочно защищавшее меня от не слишком счастливой реальности убеждение из многозначительных, то печальных, то полных страсти взглядов и вздохов возлюбленного, я придумала себе новую запредельную жизнь, где сумела стать единственной и неповторимой Женщиной.

В реальности же выхода у меня было два: оставить мужа и стать незаметной для общества любовницей (В. дорожил своей семьей, и мы встречались с ним в дешевых, на окраинах города, гостиницах – только тогда, когда ему это было удобно) или бежать от него прочь, в понятный и циничный мир Андрея.

Решение пришло само.

После очередного немого, но особенно острого укора со стороны В., я невероятным усилием воли стала игнорировать его эсэмэски.

Продержалась я неделю, а после он и сам перестал писать. К тому же это совпало с долгими новогодними праздниками, во время которых каждый из нас обязан быть с семьей.

Так прошел самый мучительный в моей жизни январь.

А в феврале я забеременела.

Элементарный арифметический подсчет показал, что от мужа.

36

Жанка хохотнула в трубку и, сквозь смех выслушав вопрос Самоваровой, предложила ей подняться на второй этаж и проверить, уехала ли Диляра.

В машине прораба задорным бабьим голосом разливалась какая-то попса.

– Вы скоро? – уточнила Варвара Сергеевна.

– Ха! Вы же сами нас отправили, вот мы и катаемся по округе, кафе с уличной террасой ищем. Вадик считает, что кофе без сигареты – деньги на ветер! А я хочу пирожное, где много крема, но мало теста, а еще хочу фреш морковный со сливками, а еще… – к счастью, отвлекшись на бубнеж Ливреева, она оборвала перечисление своих хотелок и снова оглушительно рассмеялась.

Судя по ее настрою, распоряжайка в очередной раз успела забыть про наличие у Ливреева жены и теперь явно наслаждалась моментом.

– Ясно. Приятного аппетита, – с невольным укором вздохнула Варвара Сергеевна. – Но в дом я без вас не пойду, а вы, если не затруднит, наберите няньке и выясните, где она находится.

– А че такого? – отбрыкивалась от ее просьбы распоряжайка. – Поднялись бы сами и посмотрели.

– У меня нет на то ни разрешения хозяина, ни, к счастью, санкции на обыск, – отбрила ее Варвара Сергеевна.

– Ох, ладно… Ща сделаем.

Через несколько минут от Жанны пришло сообщение, в котором говорилось, что Диляра, как и опасалась Варвара Сергеевна, покинула дом сразу после того, как уехали Тошка с бабушкой.

Звонить чернявой не было смысла.

Если уж она ушла так тихо, что никто из сидевших на террасе не услышал, то отвечать на сложные вопросы по телефону такой пугливый и робкий человек уж точно не станет.