Карточный мир - [17]

— Да, там игра! — вздохнул Виталин.

— Если бы я была мужчиной…

— Я и сам попробую счастья!..

XX

Но счастье изменило ему. Черт делал свое дело и вел его к гибели, постоянно разжигая страсть. Обреченный на проигрыш, Виталин проигрывал деньги с фееричной быстротой. Сначала ему будто везло, потом вдруг словно открывался шлюз; раз, два, три — и он поднимался от стола без призрачного выигрыша и без своих денег.

Идя домой, он размышлял и для него становилось очевидным, что, прекрати он игру после второй метки, или откажись он от компании с Верстовским, а возьми Безанкулова — он был бы с выигрышем. Эти мысли мучили его жгучим раскаяньем и в то же время поддерживали надежду на следующий раз.

Он стал угрюм и сосредоточен, но однажды, в минуту малодушной откровенности, он рассказал жене эпизоды последних игр.

— Пятнадцатого числа я, Наташа, заложил в банк семь рублей и снял шестьсот! Уйти бы, и — все! Но черт дернул меня проехать в этот Купеческий; там я дал ответ и в четыре удара отдал все и своих триста! А на другой день наиграл четыреста и тоже проиграл; потом пятьсот и — тоже! Каждый вечер я бывал в выигрыше, и все ничего! А теперь — бьют и бьют!

Помянув черта, он был более чем когда-либо близок к истине.

Наталья Александровна слушала его, затаив дыханье, и потом вдруг разразилась слезами и упреками. Лучше бы он не говорил ей этого! У него была тысяча, больше, а теперь он тащит из дома последние деньги! Если он такой дурак, что не может удержаться, он лучше бы бросил игру и занялся картиною. Пухлов приходил два раза. Вон, Чирков рассказывает, что каждый вечер он может уйти с выигрышем, а не уходит. Так надо бросить! Неужели сладка та, прежняя, ужасная жизнь?!..

Виталин слушал ее изумленный, растерянный, потом порывисто начал ее утешать.

— Наташа, перестань! Мне и самому тяжело. Поверь, тяжелее, нежели тебе. Для меня игра теперь мука. Я отыграюсь и брошу…

— Никогда ты не отыграешься!

— Отыграюсь! Вот увидишь! Теперь сделаю сто рублей и уйду. Ей Богу!..

«Так и буду играть», давал он себе слово: — «сто рублей и — баста!»

Он играл теперь во всех столичных клубах, освоившись с размерами и приемами игры в каждом клубе, и везде имел знакомых компаньонов и партнеров. В Немецком клубе он был своим человеком, но его не тянуло туда. Обилие разных темных личностей, всякого сброда смущало его. А когда один раз он принужден был играть с господином, который на следующее утро принес ему сапоги, — он совершенно оставил этот клуб.

Больше других ему нравился Железнодорожный. Прекрасное помещенье, воспитанные люди, отличная кухня, спокойная и крупная игра. Но в этом клубе ему не везло фатально.

Чаще всего он бывал в Купеческом. Этот клуб казался ему столичной ярмаркой. И крупный чиновник, и выдающийся деятель, и мелкий маклер — все толкались здесь около игорных столов и в течение дня в этом огромном зале, кажется, проходил весь Петербург. Особенно днем. Мимоходом заезжал адвокат; с репетиций до спектакля толкались актеры и певцы; к четырем часам приезжали маклеры; потом появлялись учителя в своих вицмундирах, видимо прямо из гимназий зашедшие поправить свои финансы; а к вечеру собирались уже заправские игроки с крупными суммами, с широким размахом в игре.

Участковые пристава играли, как банкиры, крупные купцы рисковали тысячами, обсчитывая в тоже время своих приказчиков.

Здесь знаменитый капитан В. наиграл четыреста тысяч и здесь же оставил их; здесь судившийся К. наиграл двести тысяч, а потом наделал подлогов и попался.

Каждый клуб имеет свои легенды, и Виталин знал их теперь все и, в случае неудач, припоминая их, поддерживал в себе надежду на выигрыш.

У него завелись чисто карточные знакомства.

Князь Тотамьянц, делающий какие-то дела в Баку и во время приезда в Петербург играющий и крупно, и мелко.

Увидев Виталина, он, сидя за столом, через всю залу кричал ему:

— А, художник! Метнем талийку! Но — небольшую! Идите сюда!..

И они метали по очереди, с переменным счастьем.

Огромный, с рожей разбойника, Верстовский, иногда имеющий сотни, иногда бродящий между столами с несколькими рублями в горсти.

Виталин поражался его умению «делать» деньги. Случалось, что с шестью, восемью рублями Верстовский начинал игру, обращал их в двести, в триста, садился за стол и вставал, имея уже тысячу. На другой день у него, обыкновенно, не было денег…

Иногда в Виталине художник побеждал игрока и он, забыв о картах, наблюдал выражения лиц, позы, приемы. Но кто-нибудь будил его возгласом: — комплект! — и он снова обращался в игрока, с упорной идеей обыграть всех. Эта идея овладевала им подчас с безумною силой. Особенно дома, после проигрыша. Он лежал, подавленный, и вспоминал в течении игры удачные и неудачные обороты. Когда он подошел к столу и взял подряд две ставки, ему надо было отойти к соседнему столу, где началась раздача. Сто рублей обратились бы через три удара в восемьсот! А когда метал, ему надо было бросить после первого удара! Стало бы тысяча четыреста…

На другой день то же, а там сесть бы за самый крупный стол и метнуть тысяч на пять, да — удара три!.. На другой день то же. В месяц можно было бы собрать тысяч сорок, пятьдесят!..