Картезианские размышления - [26]

Если я, к примеру, выбираю в качестве темы описания восприятие этой игральной кости, то в чистой рефлексии я вижу, что эта кость как предметное единство непрерывно дана в сложном и изменчивом многообразии способов явления, которые определенным образом принадлежат этому восприятию. Последние в своем протекании не представляют собой лишь бессвязную последовательность переживаний. Они протекают, скорее, в единстве некого синтеза, благодаря которому нечто тождественное осознается в них как являющееся. Одна и та же игральная кость является то вблизи, то вдали, в модусах «тут» и «там», меняющихся по отношению к хотя и не принимаемому во внимание, но постоянно осознаваемому при этом абсолютному «здесь» (которое соотнесено с моим собственным, также выступающим в явлении телом). Однако, каждый удерживаемый в одном из таких модусов способ явления, — например, кость, находящаяся здесь, в ближней сфере, — сам, в свою очередь, оказывается синтетическим единством многообразия тех способов явления, которые принадлежат этому модусу. А именно, в явлении одной и той же находящейся вблизи вещи выступает то одна, то другая ее сторона, меняются визуальные перспективы, а также, — что можно наблюдать при соответствующей направленности внимания, — тактильные, акустические и прочие способы явления. Если мы, далее, рассмотрим в отдельности какой-либо отличительный признак этой игральной кости, обнаруживаемый в ее восприятии, например форму или расцветку кости, одну из ее граней саму по себе или квадратную форму той грани, ее цвет сам по себе и т. п., — то повторится то же самое. Соответствующий признак мы всегда находим как единство текущих многообразий. При прямом рассмотрении мы имеем будто бы одну неизменную форму или цвет, в рефлективной же установке — свойственные им способы явления, непрерывно следующие друг за другом при изменении ориентации, перспективы и т. д. При этом каждый из таких способов сам по себе, например сами по себе форма или цвет, скрытые тенью, есть представление этой формы, этого цвета и т. д. Таким образом, то или иное cogito осознает свое cogtatum не в лишенной различий пустоте, а в структуре подлежащих описанию многообразий, которой обладает вполне определенное ноэмато-ноэтическое строение, существенным образом принадлежащее именно этому тождественному себе cogitatum.

Параллельные и, как выясняется в ходе дела, чрезвычайно обширные описания мы можем провести не только для чувственного восприятия, но и для всех созерцаний, а, следовательно, и для созерцаний, относящихся к другим модусам [к воспоминанию, как созерцанию-после (nachveranschaulichenden) и к ожиданию, как созерцанию-до (vorveranschaulichenden)]; ведь и в воспоминании вещь является с разных сторон, в меняющихся перспективах и т. д. Однако, чтобы соблюсти различия между модусами созерцания, учесть, например, то, чем данность в воспоминании отличается от данности в восприятии, потребовалось бы обсудить новые измерения описания. Общим же для всякого сознания вообще, как для сознания о чем-то, остается тот факт, что это «нечто», некий интенциональный предмет как таковой, осознается в нем как тождественное — единство меняющихся ноэтических и ноэматических способов осознания, как доступных созерцанию, так и недоступных ему.

Если мы принимаемся за выполнение феноменологической задачи по конкретному описанию сознания, то перед нами открывается поистине бескрайнее поле никогда еще, до появления феноменологии, не подвергавшихся исследованию фактов, которые можно также охарактеризовать как факты, образующие синтетическую структуру и придающие ноэто-ноэматическое единство отдельным cogitationes как конкретным синтетическим целостностям, а также связи их между собой. Только выяснив, в чем состоит своеобразие синтеза, можно ожидать плодов от определения cogito, интенционального переживания, как «сознания-о», а, следовательно, и от выдающегося открытия Франца Брентано, согласно которому интенциональность является основной дескриптивной характеристикой психических феноменов, — и действительно открыть доступ к методу дескриптивного учения о сознании, как трансцендентально-философского, так, разумеется, и психологического.

§ 18. Отождествление как основная форма синтеза. Универсальный синтез трансцендентального времени

Если мы рассматриваем основную форму синтеза, а именно, форму отождествления, то он прежде всего выступает перед нами как всеобъемлющий пассивный синтез в форме непрерывного сознания внутреннего времени. Каждое переживание обладает своей собственной временностью. В случае осознанного переживания, в котором в качестве cogitatum явлен некий объект мира (как это происходит при восприятии игральной кости), мы должны объективную, выступающую в явлении временность, например, временность этой кости, отличать от внутренней временности явления, например, от временности восприятия кости. Последнее протекает в своих временных отрезках и фазах, которые, в свою очередь, представляют собой непрерывно изменяющиеся явления одной и той же кости. Их единство есть единство синтеза; это не просто непрерывная связанность