Карта времени - [55]

Дождавшись, когда зрение полностью восстановится, Эндрю, стараясь не шуметь, вылез из машины. К его удивлению, пол под ногами был обыкновенным твердым полом, а не бестелесной дымкой, как можно было ожидать после такого путешествия. Сделав несколько шагов, молодой человек убедился, что окружающий мир по-прежнему плотен и осязаем. Неужели это и вправду восемьдесят восьмой год? Эндрю вглядывался в полумрак, неторопливо вдыхал запахи старого чердака, ища доказательства того, что он и на самом деле перенесся во времени. Доказательства нашлись, как только он выглянул в окно: кэба, который привез их с Чарльзом в Уокинг, не было видно, зато в саду паслась лошадь. Неужели привязанная под деревом кляча была единственным видимым различием между тем временем и этим? На вкус Эндрю, такое доказательство было чересчур прозаическим и не слишком надежным. Слегка разочарованный, молодой человек поднял глаза к небу, ровному темному холсту, усыпанному зернышками звезд. Небо тоже было самым обыкновенным. Полюбовавшись на него, Эндрю пожал плечами: а почему, собственно, все должно было измениться? Ведь он вернулся всего на восемь лет назад.

Харрингтон тряхнул головой. Он здесь не из научного интереса. У него есть миссия, которую нужно исполнить, а времени осталось не так много. Точно следуя инструкциям Уэллса, то есть стараясь не шуметь, чтобы не разбудить хозяев дома, молодой человек открыл окно. Без труда спустившись на землю, он подошел к коню, который наблюдал за пришельцем, не выказывая ни малейшего волнения. Чтобы окончательно расположить животное к себе, Эндрю погладил его мягкую гриву. Конь был не оседлан, но седло висело тут же, на ограде. Харрингтон боялся поверить в собственную удачу. Он принялся осторожно седлать коня, стараясь не напугать его резким движением, чтобы не поднять на ноги весь дом, в котором в этот час не горело ни одного окна. Затем Эндрю взял животное под уздцы и вывел на дорогу, негромко успокаивая его ласковыми словами. Конь подчинялся незнакомцу с полной невозмутимостью. Эндрю вскочил в седло, огляделся по сторонам, заметив про себя, что вокруг царит подозрительное спокойствие, и направил коня в сторону Лондона.

Удалившись от дома и проскакав по темной дороге значительное расстояние, Харрингтон вдруг осознал, что вот-вот увидит Мэри Келли. Воспоминание о девушке пронзило все его существо, и молодому человеку вновь стало страшно. Каким бы немыслимым это ни казалось, в тот час Мэри была еще жива. Убийца еще не настиг ее. Должно быть, сейчас она медленно напивалась в «Британии», стараясь забыть о трусости своего возлюбленного, чтобы потом неверными шагами побрести навстречу смерти. Эндрю твердо знал, что ему нельзя встречаться с девушкой, нельзя обнять ее, прижать к груди, нельзя вдохнуть ее аромат. По словам Уэллса, даже такое невинное проявление любви могло серьезно повредить ткань времени и, возможно, погубить весь мир. Харрингтону предстояло убить Потрошителя и немедленно вернуться обратно, как приказал писатель. Действовать предстояло быстро и четко, подобно хирургу, которому нужно закончить операцию до того, как больной очнется от наркоза.

Уайтчепел встретил юношу непроницаемой тишиной. Эндрю удивился было, не услышав привычного гвалта, но тут же вспомнил, что квартал парализован ужасом и его несчастные обитатели прячутся по своим углам, боясь наткнуться на нож кошмарного Джека Потрошителя. Выехав на Дорсет-стрит, Харрингтон придержал коня, сообразив, что в тишине стук его копыт раздается как удары молота о наковальню. Спешившись в нескольких шагах от Миллерс-корт, он привязал лошадь к железной решетке там, куда не проникал свет фонаря, подальше от любопытных глаз, и, убедившись, что улица пуста, поспешил войти под арку, ведущую во двор. Жильцы давно спали, света нигде не было, но Эндрю знал это место достаточно хорошо, чтобы пройти по нему с завязанными глазами. На ощупь приближаясь к каморке Мэри Келли, он чувствовал, как сердце холодеет от непрошеной печали. И тут же прогнал сладостные и мучительные воспоминания, сообразив, что в этот самый миг его двойник получил от отца пощечину в особняке Харрингтонов. В эту ночь — слава науке! — в мире было сразу два Эндрю. Молодой человек спрашивал себя, догадывается ли тот, другой, о существовании близнеца, бегут ли у него по спине мурашки, сосет ли под ложечкой от ощущения близости своего второго «я».

Звук шагов вывел Эндрю из задумчивости. С отчаянно стучавшим сердцем он притаился за углом, у двери, ведущей в соседнюю комнату. Это место казалось ему самым удобным; до двери в комнату Мэри оставалось не больше дюжины шагов, так что он мог не только разглядеть Потрошителя из своего укрытия, но и выстрелить, не подходя к противнику слишком близко. В темноте, прижавшись спиной к стене, Эндрю вытащил пистолет и напряг слух. Шаги звучали сбивчиво, неровно, словно поступь пьяного или раненого. Харрингтон сразу понял, что пришла Мэри, и сердце его затрепетало, словно листок на ветру. Мэри Келли всегда возвращалась из «Британии» глубоко за полночь, едва передвигая ноги, но сегодня рядом не было другого Эндрю, чтобы раздеть ее, уложить и прогонять навеянные алкоголем кошмары, что кружили в ее голове хороводом сломанных кукол. Харрингтон тихонько высунулся из своего укрытия. Его глаза привыкли к темноте настолько, чтобы разглядеть в дверях силуэт женщины, качавшейся из стороны в сторону. Эндрю потребовалось титаническое усилие, чтобы не броситься к любимой. Сквозь навернувшиеся слезы он смотрел, как она старается удержать равновесие, подхватывает соскользнувшую с головы шляпку, просовывает руку в отверстие в окне и бесконечно долго борется с задвижкой. Потом она скрылась в глубине комнаты и вскоре зажгла лампу, но ее тусклого света было недостаточно, чтобы озарить всю каморку целиком.