Карта русского неба - [45]

Кой-что Коля изредка подносит и Максиму. Пробовать легкие психостимулирующие вещества Староверов стал только ради личного опыта. Кстати, почтальон даже и не знает Староверова в лицо: снабжение идет через Леху. Максим почему-то уверен, что люди, которым он будет помогать в будущем в качестве юриста, в большинстве своем будут иметь всякие вредные пристрастия. Нужно знать их психологию.

Чего боишься - то и приходит: обобщающий закон Паркинсона. Толстяк Пашка был на базе, и не один. Земляк по привычке возлежал на койке, а за столом, изогнувшись как буква зю сидела тоненькая чересчур сильно раскрашенная деваха, и смолила тоненькую сигаретку. Максим этого сильно не любит, в смысле, когда курят в помещении, но сейчас почему-то не возмутился.

- Знакомься, Макс. - Отрекомендовал землячок. - Э-э-э... а как тебя звать-то.

- София. - Запросто отрекомендовалась девушка. И протянула Максиму почти детскую руку, изуродованную ярким как реклама макдональдса маникюром.

- Да. А это Макс. Будущий гений юриспургенции. Макс лучше всех знает, что каждый имеет право налево. Так, старик?

Максим сначала хотел ответить адекватно: "А это Павел, начинающий живодер и гинеколог-любитель". Но сказал:

- О правах мы в курсе. О вот обязанности забываем... - И кивнул в угол, на переполненную мусорную корзину. Эту неделю по базе дежурит Паша.

- Ах, да прости, старик. Умеешь ты... зреть в корень.

Максим не намеревался сообщать земляку новость - по крайней мере, сейчас. Пусть пока не радуется. Теперь же решил твердо этому эпикурейцу из морга не сообщать реальных фактов о себе ни при каких обстоятельствах.

- И насчет "налево". Я не вовремя?

- Ну, почему бог вообще любит троицу.

Максим заметил, что гостью от соленой шутки передернуло. 

- Спешу тебя обрадовать, старик, - доложил Паша, - мне дали отпуск, и я уезжаю к нам. Еду я на родину - и пусть кричат: "Уродина!" Поезд через полтора часа. Что передать твоим?

- Скажи: пусть всегда будет солнце.

- Где?

- На всех перекрестках этой планеты.

- Хорошо. Даму до метро не проводишь? Э-э-э... вот, чёрт, опять забыл, как тебя...

- София. – Снова равнодушно проговорила гостья. Прямо море терпения, а в нем - буддистская глубина.

- Легко запомнить, старик. - Воодушевленно стал поучать сокамерни... то есть, соседа Максим. София - значит премудрость. Мнемотехника.

- О, как... - Задумчиво и томно произнесло размусоленное под блять юное созданье.

- Нет, если хочешь, старик, - самоуверенно произнес Паша, - она и на ночь останется. Сколько ты берешь за ночь?

Максима передернуло.

- Вот еще... - Некоторое достоинство в девушке все же есть. Паша с недавних пор не брезгует приводить уличных девок. Утверждает, что как медик всех проверяет на предмет Венериных дел, при ненужных показаниях выбраковывает и посылает на. А Максим этого не приемлет. В смысле, проституции и вообще - продажности. Он сторонник чистых отношений, с которыми у Максима определенные проблемы. Наверное, эпоха не та (и вопрос: а была ли в истории человечества, вообще говоря, ТА?). Парень Максим ничего так: блондин выше среднего роста. Ну, может, еще есть остатки провинциальной забитости - но они почти незаметны. В роли юриста крупной компании, с соответствующим дресс-кодом он смотрелся бы. Но и преступник из него вышел бы не самый худший, ибо нет особых примет.

- Вот видишь, - съязвил Максим, - теперь ты знаешь, с чего начинается родина. Когда ты готов примириться с тем, что она уродина.

- Ну, почему. Некоторые места очень даже ничего.

- Ага. Отеческие гробы. - Максим полюбил подкалывать земляка посмертной тематикой. У соседа тоже есть комплекс: его отец копает могилы на кладбище. Пусть это хлебное место и на образование сына вполне хватает. Но ведь, закон яблони и яблока никто не отменял. И кажется сейчас он Пашу таки подцепил.

- Ладно. - Буркнул толстяк. - Передам привет и гробам. В том числе.

Он сдался в этом своеобразной игре по обмену уколами, проявив редкую мудрость.

- Уч-чёные. - Вдруг резко произнесла девушка, про которую парни в азарте интеллектуальной игры и забыли... 

Максим не знал, что делать, как себя вести с падшим ангелом. До метро шли пешком. Через Чугунные ворота на Юных Ленивцев... то есть, Ленинцев, конечно, потом направо не Зеленобольскую...  опять очепятка: Зеленодольскую. Почти молчали, вдыхая вечернюю относительную свежесть (смог от смердящих на Востоке торфяников уже как бы не в счет, молодые организмы быстро ко всему привыкают). Если бы она "запела песни московских проституток" о несчастной судьбе и обстоятельства - еще бы и ладно, но София молчала как Зоя Космодемьянская на фашистском допросе. На вид ей не больше двадцати, а в глазищах написано: "Да: мало прожито - но много пережито". Отмыть от штукатурки - пацанка как пацанка, представлял Максим. А строго рассудить – ни сиськи ни письки. Только… обаяние юности в ней еще не растеряно. И зачем они стараются замаскировать этот неповторимый флер начала взрослой жизни, когда в женщине еще сохраняются черты ребенка?

Только на подходе к метро София вдруг обронила:

- А с тобой что-то хорошо. Жаль, что все так.

- Что - так? - Максим осмелел, почувствовав легкое превосходство над человеком, вдруг выдавшем исповедь в стиле лайт.