Карта призраков - [31]

Шрифт
Интервал

.) Наблюдатели того времени отмечали явление, которое мы сейчас считаем само собой разумеющимся: «массовое» поведение часто поразительно отличается от желаний отдельных людей, составляющих эту массу. Если бы у вас даже было время все это записывать, вы не смогли бы рассказать историю города в виде бесконечной серии биографий его жителей. Вам бы пришлось думать о коллективном поведении, как о чем-то отдельном от индивидуальных решений. Чтобы изобразить город полностью, вам пришлось бы подняться на уровень выше, на высоту птичьего полета. Генри Мэйхью однажды поднялся над городом на воздушном шаре, чтобы разглядеть его весь с одной точки зрения, но, к своему разочарованию, обнаружил, что «чудовищный город… простирается не только до горизонта во все стороны, но и за его пределы».

Развитие производства открывало новые профессиональные возможности. Например, растущий спрос на машинисток позволил грамотным женщинам работать не только гувернантками.

Соответственно, представления о Лондоне как о чудовищной раковой опухоли были связаны не только с запахами или перенаселением; они сопровождались еще и странным ощущением, что сами люди не в силах контролировать процесс урбанизации. Викторианцы пытались ухватиться за фундаментальную реальность, которую были способны осмыслить лишь отчасти. Говоря о городах, обычно представляют их улицы, или рынки, или здания (или, если рассуждать с точки зрения XX века, силуэты на фоне неба). Но формируются они за счет потоков энергии. Охотники-собиратели или ранние земледельцы не смогли бы создать такой же большой и густонаселенный город, как Лондон 1850-х годов (не говоря уж о современном Сан-Паулу), даже если бы захотели. Чтобы поддерживать население в миллион человек – чтобы хотя бы прокормить их, не говоря уже о топливе для автомобилей и электричестве для метро и холодильников, – вам требуются огромные запасы энергии. Маленькие племена охотников-собирателей могли запасти достаточно энергии – если им везло, – чтобы поддержать жизнь маленького племени охотников-собирателей. Но когда первые земледельцы Плодородного полумесяца начали засевать поля злаками, запасы доступной энергии для поселений резко увеличились: в одном месте теперь могло жить до нескольких тысяч человек, а плотность населения была невиданной для приматов, не говоря уж о людях. Вскоре начались циклы положительной обратной связи: в полях работало больше людей, что позволяло запасать больше пищи, соответственно, в полях начинало работать еще больше людей, и так далее. Вскоре первые земледельческие общины добрались до главного и непременного условия существования цивилизации: в них появился большой класс людей, свободных от ежедневных проблем с поиском пищи. В городах внезапно появился класс потребителей, которых интересовали совсем другие вопросы: новая технология, новые способы торговли, политика, профессиональный спорт, слухи о знаменитостях.

Тот же самый процесс лежал в основе и взрывного роста населения Лондона после 1750 года. Три связанных друг с другом явления способствовали беспрецедентному росту притока энергии в столицу. Первое – «улучшения» аграрного капитализма: разрозненная, нерегулярная система феодальной Англии уступила место рационалистическому земледелию; второе – энергия угля и пара, породившая Промышленную революцию; третье – железные дороги, сделавшие энергию намного более мобильной. В течение тысячелетий большинство городов были жестко ограничены естественной экосистемой, лежавшей за пределами их стен: энергия, протекавшая по окружающим полям и лесам, устанавливала естественный «потолок» населения. Лондон 1854 года пробил все эти потолки, потому что землю вокруг него стали возделывать эффективнее, были обнаружены новые формы энергии, а благодаря кораблям и железным дорогам эту энергию стало возможным доставлять на большие расстояния. Когда лондонец в 1854 году пил чашечку чая с сахаром, он опирался на глобальную энергетическую сеть: человеческий труд на плантациях сахарного тростника в Вест-Индии и недавно появившихся чайных плантациях Ост-Индии; солнечную энергию в тропических регионах, благодаря которой эти растения дают богатый урожай; водную энергию торговых течений и паровую энергию железнодорожного локомотива; наконец, ископаемое топливо, на котором работали ткацкие станки в Ланкашире, производя ткани, продажа которых финансировала всю торговую систему>22.

Соответственно, большой город нельзя было представить только как продукт человеческого мышления. Он куда ближе к естественному, органическому процессу – больше похож не на здание, которое строят по четкому плану, а на сад, расцветающий с приходом весны: сочетание человеческого планирования и природных закономерностей развития, которые проявляются, когда увеличиваются запасы доступной энергии. Несколько десятилетий назад физик Артур Иберолл выдвинул гипотезу, что закономерности организации людей являются социальным эквивалентом закономерностей взаимодействия молекул при изменении энергетических состояний. Набор молекул воды преобразуется по четким закономерностям в зависимости от того, сколько энергии есть в системе: если энергии мало, он принимает кристаллическую форму льда, а получив большую дозу энергии, жидкость преобразуется в газ. Резкий переход из одного состояния в другое называется фазовым превращением, или бифуркацией. Иберолл заметил, что человеческое общество циклически переходит через сравнимые фазовые превращения, когда общество получает больше энергии: от «газообразного» состояния охотников-собирателей к более стабильной форме аграрного земледелия, а затем – к кристаллической плотности города, окруженного стенами. Когда избыточные запасы энергии резко выросли благодаря рабскому труду и транспортным сетям, построенным в Римской империи, население Рима составляло больше миллиона человек, а десятки городов, соединенных с этой торговой сетью, достигли населения в сотни тысяч. Но когда имперская система развалилась, запасы энергии тоже пошли на убыль, и европейские города испарились буквально за несколько веков. К 1000 году – незадолго до начала новой великой энергетической революции – в Риме жило всего 35 000 человек, в тридцать раз меньше, чем на вершине славы.


Рекомендуем почитать
Камень, ножницы, теорема. Фон Нейман. Теория игр.

Джон фон Нейман был одним из самых выдающихся математиков нашего времени. Он создал архитектуру современных компьютеров и теорию игр — область математической науки, спектр применения которой варьируется от политики до экономики и биологии, а также провел аксиоматизацию квантовой механики. Многие современники считали его самым блестящим ученым XX века.


Гидросфера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Смерть неизбежна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стратегия Византийской империи

Книга Эдварда Н. Люттвака «Стратегия Византийской империи» представляет собою попытку ответить на вопрос о том, почему Византийская – Восточная Римская – империя просуществовала почти вдвое дольше Западной. Этот вопрос уже не раз привлекал внимание историков. Ведь у Византии не было каких-либо особых географических или военных преимуществ по сравнению с Римом, а окружавшие ее народы и племена были не менее могущественны и коварны, чем те, что в течение пятого века нашей эры окончательно разорили Западную империю.


Знание-сила, 2008 № 10 (976)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.


Знание-сила, 2008 № 06 (972)

Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.


Возбуждённые: таинственная история эндокринологии. Властные гормоны, которые контролируют всю нашу жизнь (и даже больше)

Перепады настроения, метаболизм, поведение, сон, иммунная система, половое созревание и секс – это лишь некоторые из вещей, которые контролируются с помощью гормонов. Вооруженный дозой остроумия и любопытства, медицинский журналист Рэнди Хаттер Эпштейн отправляет нас в полное интриг путешествие по необычайно захватывающей истории этих сильнодействующих химикатов – от промозглого подвала девятнадцатого века, заполненного мозгами, до фешенебельной гормональной клиники двадцать первого века в Лос-Анджелесе.


Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней

История отравлений неразрывно связана с представлениями о шикарных дворцах и королевских династиях. Правители на протяжении долгих веков приходили в агонию при одной мысли о яде, их одежду и блюда проверяли сотни слуг, а все ритуалы, даже самые интимные, были нарушены присутствием многочисленных приближенных, охраняющих правящую семью от беспощадного и совсем незаметного оружия расправы. По иронии судьбы короли и королевы, так тщательно оборонявшиеся от ядов, ежедневно и бессознательно травили себя собственноручно – косметика на основе свинца и ртути, крем для кожи с мышьяком, напитки на основе свинцовых опилок и ртутные клизмы были совершенно привычными спутниками королевских особ. В своей книге Элеанор Херман сочетает многолетние уникальные изыскания в медицинских архивах и передовые достижения судебно-медицинской экспертизы для того, чтобы рассказать правдивую историю блистательных и роскошных дворцов Европы: антисанитария, убивающая косметика, ядовитые лекарства и вездесущие экскременты.


Хроники испанки. Ошеломляющее исследование самой смертоносной эпидемии гриппа, унесшей 100 миллионов жизней

Испанский грипп вызвал в воображении призрак Черной смерти 1348 года и великой чумы 1665 года, в то время, когда медицина не имела ресурсов, чтобы сдержать и победить этого нового врага. Историк Кэтрин Арнольд из первоисточников и архивных источников дает читателям первый по-настоящему глобальный отчет об ужасной эпидемии.