Карт-Бланш для Синей Бороды - [44]

— Может, попробуете? — предложил Пеле. — Вряд ли она добавила туда яду.

— Ты безнадежный дурак, — вздохнул Ален, но кусочек пирога взял.

Лакомство рассыпалось во рту удивительной смесью вкусов — и сладко, и кисловато, и пряно, и хрустящее, и нежно. Сжевав один ломтик, граф тут же потянулся за другим. Подумал — и предложил взять кусочек вкусного подарка слуге.

Пеле не постеснялся — выбрал самый большой.

Некоторое время мужчины молчали, уничтожая подарок, и лишь когда от коврижки остались крошки и пара изюминок, Пеле с сожалением вздохнул и сказал с преувеличенной печалью:

— Чем же вы будете поддерживать силы, милорд? Если смели все в первый же вечер? — потом отер ладонью рот и признал: — Но ведь вкусно, черт побери. Ел бы и ел такое чудо.

— И так съел больше меня, — проворчал Ален, откидываясь на спинку кресла. — Принеси вина, выпьем за здоровье леди Бланш.

Пока Пеле ходил за бутылкой, граф смотрел в темное окно, наполовину занавешенное шторой. В жизни он пробовал много изысканных блюд, но это показалось ему особенным. Оно грело не только желудок, но и сердце. Наверное, потому что было приготовлено только для него, для Алена де Конмора, и ни для кого больше.

— Она мне нравится, леди Бланш, — сказал Пеле, разливая вино по бокалам — себе и графу.

— Ты в этом не одинок, — заметил Ален. — Оуэн тоже от нее в восторге.

— По мне, так темнит он, ваш новый посыльный. И за леди Бланш таскается только чтобы навредить вам обоим.

— С чего ты взял?

— Леди не была в восторге от его компании, — сказал Пеле многозначительно. — Хорошее, кстати, вино. Попробуйте, милорд.

Ален сделал глоток и кивнул, соглашаясь, что вино и впрямь хорошее.

— Зря вы его приняли, — опять завел свое Пеле. — Этого Оуэна. Увидите, подпортит он вам репутацию.

— Да мне плевать, — ответил Ален, чувствуя покой и блаженство. Давно уже ему не было так хорошо. И не понять, что причиной — то ли крепкое вино, то ли сладкий пирог, испеченный Бланш, то ли слова Пеле, что не очень-то Оуэн ей по душе. — От моей репутации и так уже ничего не осталось. Сплетней больше, сплетней меньше…

— Если вам все равно, то подумайте о леди.

— Предоставим леди самой позаботиться о своей репутации, — Ален закрыл глаза. В камине потрескивали поленья, и еще пахло пряностями от пустого сундучка. — Ты зря беспокоишься. Оуэн не сделает ей ничего плохого, он влюблен в нее, поэтому и ведет себя, как дурак. Я тоже так себя вел, когда ухаживал за Сусанной. Меня больше интересует, откуда он узнал о будущем браке с Милисент. Неужели, кто-то подслушал, когда мы говорили с королем? Не Блаш же ему рассказала. Она просто не успела бы этого сделать.

Пеле пробормотал молитву об упокоении души и снова наполнил бокалы.

— Оуэн — сплетник и дурак, но и вы сейчас себя не умнее ведете, — пробормотал он.

— Я ведь слышу, — сказал Ален, не открывая глаз.

— А если слышите, то прекратите пугать бедную девушку. Она только из-за вас не пожелала войти — убежала, как от логова людоеда. Вы и в самом деле похожи на людоеда, прошу прощения, милорд.

— Болтай дальше, — сказал Ален лениво.

— Нет, в самом деле, — обиделся Пеле, который от вина стал разговорчивее, чем обычно. — Сбрили бы вы бороду, подстриглись — и леди Бланш посмотрела бы на вас с приязнью.

— Зачем мне ее приязнь? Ты забыл о леди Милисент?

— Леди Милисент, — Пеле скривился. — Разве про нее забудешь? Приставучая, как кошка, и такая же хитрая.

Надо было осадить его, чтобы не говорил неуважительно о благородной даме, но Ален промолчал. Слишком покойно ему сейчас было, чтобы нарушать этот покой разговорами. Все идет, как задумано. И его планам не помешают даже черные глаза леди Бланш, и ее белозубая улыбка.

31

Подготовка к свадьбе за пять дней — это было еще почище, чем приготовить сладости на сто человек. Правда, мне совсем не приходилось работать, но зато приходилось выслушивать стенания, ужасы и восторги сестер, по нескольку раз в день надевать венчальное платье, чтобы швея смогла подогнать его точно по фигуре, перечитывать договоры о купле-продаже отцовского дома и дарственные о передаче Констанце и Анне денежных сумм на приданое, а также принимать визитеров с подарками, и еще многое, многое другое.

Мы с матушкой сбились с ног, стараясь уладить кучу дел. Прежние жильцы освободили отцовский дом за пару дней, и я настояла, чтобы мы переехали еще до свадьбы. Мне хотелось быть уверенной, что матушка будет устроена со всеми удобствами и избавлена от хлопот с переездом.

В четверг на вечерней службе было объявлено о предстоящих свадьбах, и хор долго не мог начать молитву, потому что прихожане подняли такой шум, словно о свадьбе услышали впервые, и не обсуждали это событие предыдущие три дня.

За эти дни я видела графа де Конмора лишь два раза — первый раз я шла от нотариуса, а жених проехал мимо меня в открытой коляске. Я спряталась за фонарный столб, чтобы он меня не заметил. А во второй раз мы встретились на оглашении, но не смогли даже поздороваться — граф стоял в правой части церкви, вместе с мужчинами, а я — вместе с сестрами, матушкой и остальными женщинами- прихожанками, — в левой.

Зато в пятницу, когда я пришла на исповедь, чтобы начать предсвадебный пост, в полупустую церковь (Констанца и Анна сказались нездоровыми и были разрешены от поста до самой свадьбы) явился мой жених. Я заметила его только когда он сел на скамью рядом со мной.