Карпатские орлы - [74]

Забегая вперед, скажу, что в ожесточенных боях, которые 7—21 февраля развернулись на живецком направлении, коммунисты и комсомольцы в штурмовых группах сыграли решающую роль. Действуя на самых опасных участках, они показали образцы отваги, инициативы, продемонстрировали высокое боевое мастерство. Равняясь на коммунистов и комсомольцев, личный состав полка сумел сокрушить оборону немецкого пехотного батальона, усиленного двумя дивизионами артиллерии и минометов. При этом следует подчеркнуть, что наши роты и батареи перед началом атаки Спориша, Господского двора и Живец Стар располагали лишь одной третью штатной численности личного состава: к нам тогда еще не подошло пополнение, чтобы восполнить потери, понесенные полком в предыдущих боях.

Действия нашего 327-го полка в боях за овладение опорным пунктом Живец Стар высоко оценил бывший командующий 1-й гвардейской армией генерал-полковник (ныне Маршал Советского Союза) А. А. Гречко. В своей книге «Через Карпаты» он, в частности, пишет: «Перед частями 128-й гвардейской горнострелковой дивизии была поставлена задача в первую очередь овладеть Живец Стар. Командир дивизии генерал-майор М. И. Колдубов решил овладеть Живец Стар внезапной атакой силами 327-го гвардейского горнострелкового полка.

Полк, сосредоточенный в Задзеле, в ночь на 19 февраля занял исходное положение для атаки в 150–200 метрах от северной окраины Живец Стар.

Особенно тщательно было отработано взаимодействие с артиллерией, и в частности с орудиями прямой наводки, огневые позиции которых находились в 200–600 метрах от переднего края. В период подготовки к бою наблюдением и всеми видами разведки были засечены вражеские огневые точки, а цели распределены между орудиями прямой наводки.

Атака Живец Стар была начата 19 февраля в 18 часов, с наступлением темноты. Благодаря тщательной подготовке и скрытности действий удар оказался совершенно неожиданным для противника. В течение нескольких минут подразделения 327-го гвардейского горнострелкового полка ворвались на северную окраину Живец Стар и очистили его от врага.

Опомнившись от удара, гитлеровцы начали контратаковать и заняли часть Живец Стар. Отбив за ночь 16 контратак, полк с рассветом 20 февраля возобновил бой. Умело используя огонь двенадцати орудий прямой наводки, бойцы подбирались к каждому зданию, уничтожали огневые точки и гарнизон врага и закрепляли дом за собой, устанавливая ручной или станковый пулемет. К середине дня 20 февраля Живец Стар был полностью очищен от противника».

В ходе боев за Живец нам стало известно, что в одной из частей нашей армии некоторые бойцы и командиры отравились немецкими трофейными продуктами. Гитлеровцы, отступая, преднамеренно оставили склады с этими продуктами, зараженными специальными ядохимикатами. Мы, политработники, провели беседы, предупредили наших бойцов, что необходимо быть осторожными и бдительными. Ветераны полка рассказывали молодым воинам, что фашистские оккупанты еще при отступлении с Кубани, Тамани и Крымского полуострова применяли всякого рода «сюрпризы» — отравляли колодцы, минировали двери домов, кухонную посуду, музыкальные инструменты.

Под Живецом наши воины увидели следы расправы фашистских оккупантов над жителями польской горной деревушки — более десяти семейств было расстреляно за сочувствие Красной Армии. Ветераны полка Луков, Нечесов, Гришин, рассказывая бойцам об этом злодеянии фашистов, подчеркивали, что и на земле нашего Крыма они были очевидцами жестокого насилия оккупантов. В районе Старого Крыма только за один день фашисты зверски расстреляли более 500 детей, женщин, стариков. «Вина» убитых состояла лишь в том, что они были советскими гражданами.

Ненависть к фашистам звала к справедливому возмездию. Но наши воины не поддавались чувству слепой, безрассудной мести. Воспитанные в духе гуманности, они не позволяли себе мерить всех немцев одним аршином. Вспоминаю такой случай.

На юго-восточной окраине Живеца красноармейцы вынесли с поля боя тяжело раненного немецкого солдата. Ему была оказана медицинская помощь. Придя в себя, солдат сначала не поверил, что советский военный врач, спасая его жизнь, сделал сложную операцию. А когда рана начала заживать, солдат прозрел. Убедившись в гуманности, проявленной по отношению к нему, он разоткровенничался. В беседе со мной пленный поведал о таком факте. В ночь на 19 февраля в Живеце немецкий ефрейтор притащил на плечах в землянку командира пехотной роты раненого красноармейца. На его ногах и левой щеке кровоточили раны. Взглянув прищуренным глазом на раненого, офицер произнес лишь одну фразу: «Расстрелять! Нечего возиться с раненым: рейху нужны только здоровые русские пленные».

Слушая рассказ пленного солдата, я невольно думал: до какой же степени одичания дошли немецкие офицеры, растоптавшие элементарные нормы международного права, человеческой гуманности.

Под Живецом на поле боя нам приходилось встречаться с пьяными гитлеровцами. Пленный немецкий солдат рассказал, что перед боем офицеры приказали выдать каждому столько водки, сколько он пожелает, а потом всех бросили в контратаку. На высоте Безымянной наш 1-й батальон разгромил до трех вражеских рот. Позже выяснилось, что гитлеровцы перепились, шли в контратаку в невменяемом состоянии. Это был далеко не единичный случай. Мы все более убеждались, что немецко-фашистское командование не дорожит жизнью своих солдат. Оно превращало их в слепых роботов, гнало в бой под угрозой расстрела, под воздействием алкогольных и наркотических средств, лишь бы удержать под фашистским сапогом польскую и чехословацкую землю.