Карпатская рапсодия - [60]
— К сожалению, не помню. Я веду крупную торговлю и не могу наизусть помнить каждую мелочь. Договоры же о куплях и продажах, как королевскому суду известно, сгорели вместе со всеми моими деловыми книгами в конторе. Для меня это большая потеря! — сказал Маркович со вздохом.
Два конюха Марковича единодушно показали, что в день пожара после обеда Асталош был у них и старался уговорить их выписать газету, названия которой они не помнили.
— Почему Асталош считал, — спросил Кёрёши, — что вам надо выписать именно ту газету, название которой вы забыли? Что он сказал?
— Асталош говорил, — ответил конюх Шомоди, — что только эта газета пишет правду, все же остальные врут, как это угодно Марковичам и Кохутам.
Среди публики произошло движение.
— Видел ли свидетель, как Асталош давал табак Ивану Облоку, по кличке «Гугу»?
— Видел.
— Говорил ли Асталош с Гугу наедине?
— Говорить с Гугу нельзя. Он на все отвечает: гу-гу-гу.
Это вызвало взрыв хохота.
— Предупреждаю публику, что, если она дальше будет нарушать тишину, оскорбляя достоинство суда смехом, я очищу зал, — сказал строго судья Кицбюхлер.
— С Гугу разговаривать нельзя, — продолжал Кёрёши допрос конюха Шомоди, — но к Гугу обращаться можно. Видел ли свидетель, что Асталош обращался к Гугу?
— Видел.
— Слышал ли свидетель, что Асталош говорил Гугу?
— Не слышал.
— Это необходимо установить, — обратился Кёрёши к Кицбюхлеру. — К сожалению, Ивана Облока Гугу опросить нельзя.
— Можно, — заговорил присяжный Кохут, — Гугу не может говорить, но он может показывать.
— Как вы представляете себе это, господин присяжный?
— Благоволите привести подсудимого Гугу к допросу.
По приказу Кицбюхлера Гугу встал перед судебной трибуной.
— Задавайте вопросы! — обратился Кицбюхлер к Кохуту.
— Что вам говорил Кальман Асталош накануне пожара? — спросил Кохут медленно, раздельно произнося каждое слово.
— Гу-гу-гу-гу-гу-гу!
Зал сотрясался от смеха.
— Последний раз предупреждаю публику, если она еще раз нарушит серьезность заседания, зал будет очищен!
— Подсудимый! Если вы не можете нам сказать, что вам говорил Кальман Асталош, то покажите, — сказал энергично Кохут и передал Гугу коробку спичек.
В зале, освещенном четырьмя висячими лампами, была гробовая тишина. Даже судья, прокурор и адвокаты удивились идее Кохута.
Гугу вертел в руке спички и смеялся.
— Прошу господина председателя, — обратился Кохут к Кицбюхлеру, — продолжать допрос подсудимого Облока.
— Гугу, — заговорил Кицбюхлер, — покажите суду, к чему вас склонял Кальман Асталош.
Гугу громко смеялся.
— Я вам приказываю: в интересах правды и в своих собственных вы должны показать суду, к чему вас склонял Кальман Асталош.
Гугу уже не смеялся, но с удивлением и сомнением смотрел на Кицбюхлера.
— Ну! — торопил Гугу председатель. — Исполните свой долг! Покажите нам, чего от вас хотел Асталош?
Коробку со спичками Гугу медленно засунул себе в карман. Затем долго смотрел себе на ладонь, как будто хотел прочесть на ней, что ему делать. Смотрел, смотрел и плюнул на нее. Затем подошел вплотную к Марковичу, отвесил уксусному фабриканту основательную пощечину, такую пощечину, что Маркович упал со скамьи подсудимых на пол.
Судья Кицбюхлер удалил хохочущую, аплодирующую публику из зала заседания. Когда зал очистили, Гугу был оштрафован. Его приговорили к темному карцеру на сорок восемь часов. А так как время было уже позднее, Кицбюхлер объявил перерыв до следующего утра.
Утром выступил прокурор. Он ничуть не щадил Марковича, снова и снова перечисляя говорящие против него факты, но главные удары направил все-таки против Асталоша.
— Нам известно, что Кальман Асталош поставил себе целью поджог всего мира, обрекая на гибель от огня все хорошее, благородное, чистое и святое в прошлом и настоящем человечества. Мы были бы наивными дураками, если бы поверили этому профессиональному поджигателю, что именно конюшню Марковича он хотел уберечь от пожара.
После обеденного перерыва первым выступил Кёрёши, высокий, плечистый мужчина, с красным лицом и с большими, закрученными на венгерский манер усами. У него был низкий, льстивый голос.
Кёрёши рассказал биографию Марковича. Изобразил, как бедный деревенский еврейский мальчик сделался богатым, авторитетным венгерским гражданином.
— Труд, его собственный труд сделал Марковича богатым, венгерская земля, венгерское вино, венгерская песня сделали из него настоящего венгра.
Долго говорил он о занятиях Марковича.
— Марковича называют уксусным фабрикантом. И он, по своей скромности, принимает это наименование. На самом же деле профессия, призвание, жизнь Марковича — это борьба за всемирное признание венгерского вина и венгерской лошади. Маркович производит вино, венгерское вино, которое любит и которым восхищается весь мир! И Маркович торгует лошадьми, венгерскими лошадьми! Венгерская лошадь вписала золотыми буквами свое имя в мировую историю. Ведь на венгерских лошадях наши предки пришли из Азии через Верецкский проход на нашу теперешнюю прекрасную родину. На венгерских лошадях, пробудив всюду страх и вызвав восхищение, они обшарили Германию, Швейцарию, Северную Италию! На венгерских лошадях прогнали славные бойцы берегца Ракоци наймитов императора.
Книга состоит из романа «Карпатская рапсодия» (1937–1939) и коротких рассказов, написанных после второй мировой войны. В «Карпатской рапсодии» повествуется о жизни бедняков Закарпатья в начале XX века и о росте их классового самосознания. Тема рассказов — воспоминания об освобождении Венгрии Советской Армией, о встречах с выдающимися советскими и венгерскими писателями и политическими деятелями.
Во время второй мировой войны Б. Иллеш ушел добровольцем на фронт и в качестве офицера Советской Армии прошел путь от Москвы до Будапешта. Свои военные впечатления писатель отразил в рассказах и повестях об освободительной миссии Советской Армии и главным образом в романе «Обретение Родины», вышедшем на венгерском языке в 1954 году.
Книга посвящена венгерской пролетарской революции 1918–1919 годов, установлению и поражению Венгерской советской республики. Главный герой проходит путь от новобранца Первой мировой войны до коммуниста-революционера, в эмиграции подготавливающего борьбу против режима Хорти. Кроме вымышленных персонажей, в произведении действуют подлинные венгерские политические деятели: Т. Самуэли, Е. Варга и др.Трехтомный роман, продиктованный личным опытом автора, пронизанный пафосом революционного исправления общества и горечью совершенных ошибок, был написан в 1929–1933 г., тогда же переведен на русский, на венгерском языке впервые издан в 1957 г.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
В сборник включены роман М. Сабо и повести известных современных писателей — Г. Ракоши, A. Кертеса, Э. Галгоци. Это произведения о жизни нынешней Венгрии, о становлении личности в социалистическом обществе, о поисках моральных норм, которые позволяют человеку обрести себя в семье и обществе.На русский язык переводятся впервые.
Семейный роман-хроника рассказывает о судьбе нескольких поколений рода Яблонцаи, к которому принадлежит писательница, и, в частности, о судьбе ее матери, Ленке Яблонцаи.Книгу отличает многоплановость проблем, психологическая и социальная глубина образов, документальность в изображении действующих лиц и событий, искусно сочетающаяся с художественным обобщением.
Очень характерен для творчества М. Сабо роман «Пилат». С глубоким знанием человеческой души прослеживает она путь самовоспитания своей молодой героини, создает образ женщины умной, многогранной, общественно значимой и полезной, но — в сфере личных отношений (с мужем, матерью, даже обожаемым отцом) оказавшейся несостоятельной. Писатель (воспользуемся словами Лермонтова) «указывает» на болезнь. Чтобы на нее обратили внимание. Чтобы стала она излечима.
В том «Избранного» известного венгерского писателя Петера Вереша (1897—1970) вошли произведения последнего, самого зрелого этапа его творчества — уже известная советским читателям повесть «Дурная жена» (1954), посвященная моральным проблемам, — столкновению здоровых, трудовых жизненных начал с легковесными эгоистически-мещанскими склонностями, и рассказы, тема которых — жизнь венгерского крестьянства от начала века до 50-х годов.