Карнивора - [33]

— Воздуха, — ответила Марика — и хлопнула в ладоши.

Огромные окна со звоном лопнули и осыпались дождем слюды и металла на каменный пол. И тут же в комнату ворвался теплый летний ветер — а шум во дворе стих. Марика глянула туда и увидела десятки лиц, ошарашенно смотревших на нее.

— Хм… — протянул старик. Марика обернулась — вовремя, потому что в тот же момент старик встал из-за стола, поднял руки — и проделал самое красивое движение их всех, которые Марика когда-либо видела. Он развел руки в стороны, а затем медленно свел их вместе, и в этом простом жесте было столько достоинства и грации, силы и уверенности, что Марике тут же стало бесконечно стыдно за то, что она натворила. Окна с тихим шорохом вновь собрались из осколков, а старик неожиданно улыбнулся — не то чтобы очень приятно, но без былого презрения во взгляде.

— Это было впечатляюще, — заметил он довольным тоном. — Я часто вижу, как ученики что-нибудь ломают, но редко они делают это так виртуозно. Добро пожаловать в Кастинию, Маар.

— А разве Кастиния — это не название столицы? — удивилась Марика, совсем потеряв голову от всего произошедшего.

Старик рассмеялся низким скрипучим смехом.

— Конечно. Но настоящая, первая и главная Кастиния — здесь. Она возникла задолго до города — и думаю, переживет его. Мастер Леви, отведи Маара прислужникам, пусть приведут его в порядок. А ты, Маар, запомни два простых правила: любой учитель для тебя — Мастер, а любая собственность школы — священна.

Марика неуверенно кивнула. Старик хмыкнул:

— Это значит, будь вежлив и ничего не ломай. Понятно?

Марика снова кивнула.

— Это значит, не кивай, а отвечай: «да, Мастер», — уточнил он.

— Да, Мастер.

— Молодец, быстро учишься.

— Спасибо, Мастер.

Темный маг, которого называли Мастер Леви, отошел к двери и поманил Марику за собой. Снаружи, в светлом холле, он повернулся к ней и спросил:

— Ты чувствуешь в руках Силу?

Она кивнула, а затем быстро поправилась:

— Да, Мастер.

— И она тебе мешает?

Марика задумалась.

— Немного… Мастер.

— Делай вот так, — он показал круговое движение кистью, а затем резко встряхнул ее, как от воды. — Это поможет первое время. Потом привыкнешь.

Марика попробовала повторить жест — и действительно, зуд в ладонях унялся, и напряжение ушло, превратившись в еле заметное покалывание, на которое было легко не обращать внимание.

— Спасибо! — воскликнула она, совершенно забыв про вежливость, — но Мастер Леви не обратил внимания и только еле заметно, уголком рта, улыбнулся. И в это мгновение Марике показалось, что, может быть, у нее и впрямь все получится.

* * *

Воодушевление, впрочем, исчезло так же быстро, как и появилось — когда Марику привели в большую комнату с решеткой в полу и рядами деревянных бадей. В дальнем углу мальчик примерно ее возраста, в простой холщовой рубашке и штанах, наливал в одну из них воду. На скамейке рядом лежало мыло, мочалка и стопка чистой одежды. Мастер Леви быстро попрощался и тут же исчез за дверью, а Марика осталась на пороге, с подозрением глядя на мальчика. Тот оторвался от своего занятия и бросил коротко:

— Раздевайся.

Марике снова стало жарко. Вот сейчас все и вскроется. Или она откажется раздеваться, или прислужник увидит, что она, Марика, вовсе не мальчик — и на этом ее обучение и закончится.

«Надеюсь, мама еще не ушла из города», — подумала она грустно, продолжая стоять у двери.

— Слушай, проверь воду. Еще кипятка долить? — спросил мальчик тем временем.

И Марика поняла, что это ее единственный шанс. Она подошла к бадье, потрогала воду и демонстративно поморщилась:

— Да уж, кипяток не помешал бы.

Мальчик тоже поморщился, но бросил:

— Сейчас принесу, — и исчез за маленькой боковой дверцей.

Марика стрелой подскочила следом за ним, одним рывком подтащила ближайшую бадью, и подперла ею полотно, поставив углом на маленькую неровность в полу. Проверила дверь — та не поддавалась. Тогда Марика подбежала ко входу и заперла его на засов. На мгновение замерла, с трудом переводя дыхание, но тут же спохватилась и дрожащими руками стала стаскивать с себя одежду.

У нее было время, пока мальчик греет кипяток, но на всякий случай она сразу начала громко петь и плескаться уже сейчас, быстро намыливая голову и смывая пену. К тому моменту, как послышался первый недоуменный стук в дверь, Марика уже натянула на себя подштанники и рубаху, прилипшие к мокрому распаренному телу. Продолжая громко напевать, она оттащила бадью от двери и дернула ее на себя.

— Что случилось? — пробурчал с подозрением мальчик, держа на вытянутой руке блестящий медный чайник, исходящий паром. — Я стучал и стучал!

— Не знаю, — пожала плечами Марика. — Дверь заклинило?

— С чего бы, — пробормотал мальчик, а затем неодобрительно покосился на мокрые волосы Марики. — И зачем я воду грел?

— Прости, — легко отозвалась она, возвращаясь к скамье. — Надоело ждать.

— Ишь какой резвый, — пробурчал мальчик, но больше ничего не сказал — Марике этого было достаточно. Она схватила последний предмет одежды, который оказался балахоном темно-коричневого цвета, явно уже ношенным не одним поколением других учеников, и натянула его поверх рубахи и подштанников. Хотела было обуть свои старые башмаки — но мальчик молча указал под скамью, где стояла странная обувь, что-то вроде подошвы на шнуровке.