Карнивора - [29]
И оба, Волк и Лис, почувствовали запах яблок и цветущих деревьев.
Марика, конечно, не догадывалась, что своим простым жестом и не менее простыми словами вызвала разговор двух древних сущностей, от сотворения мира враждовавших друг с другом. Не подозревала она ничего и о Законе, потому что и ее мама, и ее бабушки жили по нему безотчетно, не зная его смысла, но строго следуя сути.
Зато Марика совершенно отчетливо поняла — точнее, почувствовала, — другое. Пожелав успокоить, возможно, даже защитить мать, она сама стала в тот же момент взрослее, мудрее и сильнее. Да, именно тогда Марика впервые осознала могущество великодушного. То, что раньше, в детстве приходило намеками правильного пути, легким толчком в нужную сторону, теперь стало осознанным решением. И это решение и сблизило ее с матерью, и отдалило их друг от друга. Проявив заботу, став на мгновение сильнейшим, Марика начала говорить с Дорой на одном языке — и одновременно навсегда утратила тот особый язык, что есть у каждой матери с ее ребенком.
И тогда же внутри нее родилось решение — не спонтанное и восторженное, но холодное и рассудительное, чистое и ясное, как зимнее небо…
Далеко в Лесу Волк снова навострил уши — а затем слегка усмехнулся.
«Нет, мы никогда не будем идти с тобой одним путем, Тиласи», — подумал Волк. Но говорить ничего не стал. Он и так слишком много сказал этому брехливому отродью.
— Что ты сделала со своими волосами?! — воскликнула Лагит.
Марика, стоя на пороге хижины, неуверенно тряхнула удивительно легкой головой. Дора молчала и рассматривала дочь со сложной смесью восхищения, неодобрения, испуга и веселья во взгляде.
— Это чудовищно, — согласилась она наконец совершенно спокойно, и Марика выдохнула — значит, мама угадала, что она задумала. В последнее время между ними установилось особое взаимопонимание — не говоря ничего напрямую, они узнавали мысли и чувства друг друга, и, казалось, чем сильнее скрывал правду один, тем яснее она была для второго. Так Марика поняла, например, что письмо из Кастинии расстроило маму не только из-за нее, что в нем было что-то личное, о чем та не хотела говорить. И эта недосказанность неожиданно сближала их сильнее, чем любые разговоры.
— Иди сюда, — позвала Дора. — Я попробую это как-то исправить.
— Но зачем?.. — не унималась Лагит — и тогда Марика тихо и твердо сказала:
— Раз в Кастинию не берут девочек — я стану мальчиком.
— И ты думаешь, что коротких волос для этого достаточно? — голос Кейзы хлестнул, как крапива, через которую до того Марика пробивалась по заросшей тропинке.
Она пришла попрощаться, но и бабушка тут же вытянула все подробности их с мамой плана, и под ударами ее резких вопросов стройная и логичная история превращалась в сонм неразрешимых проблем. Они сидели на крыльце — старая ведьма и девочка-подросток. Солнце почти спряталось за макушками елей, и вечерний холод выполз из-за стволов, оседая на свежей траве сыростью.
— Конечно, этого недостаточно, — покачала головой Марика. — Но что я теряю?
Кейза нахмурилась.
— Что ты теряешь?
— Ничего. Самое страшное, что они могут сделать — вышвырнуть меня оттуда. Значит, хуже уже не будет, — Марика улыбнулась, и в этой озорной, и впрямь почти мальчишеской улыбке Кейза ясно увидела безрассудство юности — то самое, что увело у нее сестру, а позже — племянницу.
Но Марика не сбегала — она пришла попрощаться. Поэтому Кейза положила свою тяжелую, костлявую руку на спину девочки и сказала:
— Ты — Волк. А Волка нельзя вышвырнуть, это уж точно.
Марика кивнула. Встала, наклонилась и поцеловала жесткие, седые волосы бабушки.
— Прощай, кизи.
— Прощай, Моар.
Марика сорвалась с места и побежала прочь, а солнце мигнуло в последний раз, и сумрак окутал поляну, хижину на ней и Лес вокруг.
Далеко в Лесу ветви деревьев беспокойно зашуршали, тронутые мягким касанием ночного ветра. Но их никто не услышал. Их больше некому было слышать.
Потому что Волк и Лис покинули Лес.
Часть вторая
Друзья
I. Кастиния
Мир все-таки оказался необъятным. Чем дальше дорога уводила от дома, тем больше встречалось городов и деревень, полей и лесов, и тем сильнее раздвигались границы известного не только вдоль пути, но и во все стороны, открывая несчетное количество иных путей и возможностей. И взъерошенный подросток, что шел рядом с молодой ведьмой, жадно смотрел вокруг, рискуя свернуть себе шею в каждом городе и быть растоптанным на каждой переправе.
Марику удивляло и приводило в восторг буквально все. Дора видела в этой чрезмерной радости некоторую болезненность, но не пыталась успокоить дочь. А той казалось, что вместе с волосами она отрезала все свои страхи, сомнения, горечь и боль. Прошлое осталось за спиной, и расставание с ним оказалось легче, чем Марика предполагала. А впереди было будущее, неизвестное и желанное, и каждый новый поворот дороги манил, и каждый новый город обещал невероятные приключения.
Особых приключений, впрочем, на их долю не выпало, и все прошло предсказуемо и спокойно — во всяком случае, для Доры, которая знала, чего ожидать. Марика же наслаждалась и тем, что было, не особо догадываясь об обыденности их путешествия.
