Карнавальная месса - [51]

— Вот как. А почему же мне самому нельзя…

— Вы не поняли! — рассердился он. — Мальчишка должен среагировать на риск. Мы не очень рассчитывали на силу убеждения, тем более — вашу!

Как раз это я и понял. Ситуация пахла довольно-таки нехорошо, чем дальше, тем пуще. Именно потому я в нее и влез, кстати.

— Заметано. Сажайте меня под замок, — сказал я. — Да, а мое имущество? Агния и Дюрра? Их тоже в тюрьму по блату? На это я, как понимаете, не подписывался. (Я теперь играл роль человека, которого с трудом уломали. Тактически самый лучший ход: даже если твой оппонент секунду назад противился, он это мигом забывает.)

Марцион, натурально, поклялся о них позаботиться.

— Давайте договоримся определенно, — прервал я его излияния. — Вы доставите машину прямо к подножию вашей пожарной техники, но чтоб у меня внутрь не лазить, на буксир возьмете. Еще убьет, она у меня такая. Для собаки, — я потрепал Агнию по холке, — оформлю верительную грамоту, чтоб не скучала.

Достал из кармана платок недельной свежести, положил в пакетик и отдал вместе с нею.

— И не говорите мне потом, что она у вас сбежала!

В случае моей победы все семейство сразу воссоединится, подумал я про себя.

— Да! — меня осенило. — Решетки на окнах! Вы думаете, я их враз выломаю каким-нибудь приемом каратэ?

— На верхних этажах нет никаких решеток, — сказал он с грустью. — Обычные застекленные рамы, которые раскрываются в обе стороны, когда жарко.

…Немая картинка.

Через сутки я уже сидел в этой пародии на место заточения. Фокус покойного маэстро Гудини: гол как яйцо, в одних плавках по случаю весеннего тепла (полосатая пижама и фирменные шлепанцы в крупную клеточку так и лежали нераспакованы), простыни на койке застиранные, веревку не сплетешь. Значит, следовало уповать на свои мускулы, монастырское знание и ветреную погоду. К счастью, на этой верхотуре она бывала почти всегда. Хороший ветер притиснет меня к стене и удержит. Свой маршрут я уже изучил: три метра стены, ибо потолки здесь высокие, в старомодном стиле. Хорошо еще, что стена сложена их угловатых камней, вся покрыта выщербинами и такими щелями, что не только кончики пальцев — вся ладонь уместится или ступня. Вверх так ползти — одно удовольствие, но вниз, без страховки и клиньев… В случае промашки Сали сподобится лицезреть, как некто с воем летит вниз. Кстати, почему это здешний народ не кончает самоубийством — просто ведь как! Должно быть, нет стимула.

Предавался размышлениям и истреблял баланду я недолго, потому что буквально на следующее утро после моего воцарения установился замечательно крепкий ветер без порывов и содроганий, и я счел, что лучшего не дождусь.

Я сложил свое бельишко «куклой» на постели, мысленно перекрестился и перебросил себя через подоконник. Ветер ветром, но вниз меня тянуло так, будто ко мне приклепано чугунное ядро. Ну ясно, ведь пси-экраны по всей округе, какая тут будет легкость мыслей. Я проклинал идиотскую затею «крайних», свое упрямство и издевательское невмешательство тюремной обслуги, вжимаясь в камень всем телом и перетекая от впадины ко впадине, как охотник за птичьими яйцами. Металлокерамические пластины на ногтях, да и сами ногти я сорвал на первом метре, однако был уже на половине пути. Только не останавливаться и не спешить… Щеку ободрал, тьфу! «Им всем было бы куда круче, — подумал я неожиданно, — в таких условиях они бы вообще не сработали». И ощутил под ногой толстую раму, верхнюю часть того самого окна! Только я подумал, выдержит ли она всю мою тяжесть, как пальцы обеих рук сорвались, я чудом, изогнувшись, как червяк на крючке, нырнул в распахнутое окно, сорвал голым торсом батистовую занавесочку и…

На меня с удивленной полуулыбкой взирал кудлатый и чернявый тип, обросший бородой по уши, — похоже, еврей. Тем более, занимался он тем же, что местечковый сапожник из анекдота: сидя калачиком посреди нары, починял обувку.

— Извините, ошибся номером. Сейчас выйду, — пробормотал я.

Он выплюнул деревянные гвоздики изо рта и горячо запротестовал:

— Что вы, что вы! У меня сто лет как не было гостей. Жаль, такой хороший молодой господин — и босиком, как лантух какой-то. Я б ему из его ботиночек такие мокроступы сделал — иди по воде, как по суху. Но все равно: чем могу служить — все ваше.

Он широким жестом обвел свою полупустую келейку.

— Конечно, вы очень любезны, — ответил я, невольно улыбаясь сам, — но мне нужен другой человек. Как бы мне своими ногами и без проблем…

— Никак, — деловито заметил он, принимаясь опять стучать молотком и плеваться колышками в ботинок. — Дверь-то снаружи заперта.

— Я бы передохнул и по внешней стене пробрался, — упорствовал я, из стыдливости кутая свои плечи и рваные плавки в батист. — Только бы знать куда…

— А вам кого треба? Я почти всем тут каблуки тачаю и подошвы прикидываю. Вот, не далее как на той неделе подковал копытца самому…

— Мне Сали. Его еще Сальватор называют. Мальчик лет тринадцати, четырнадцати от силы.

— По нашему закону это взрослый. Тору может читать в синагоге и жениться. Сали, говорите, и Сальватор. Спаси… Ба!

Он засуетился, слез с нар и заглянул под них, приподняв ситцевый подзор в мелкий цветочек. В стене у самого пола зияла крупная дыра, из нее вовсю несло побелкой.