Карнавал страха - [45]

Тут новое оживление приковало взгляд малыша. Остатки толпы перед сценой растолкал великан, который нес на руках слепую женщину. Он добрался до сцены, встал на колени и опустил женщину на помост, а потом сложил руки и начал молиться:

– Великий Кин-са, добрый Ру-па, мудрый Сейлор… – бормотал великан, покачиваясь взад-вперед, – только не Моркасл, только не Моркасл…, о, умный Тидхэр! – только не Моркасл. – Дрожь прошла по его худому телу, и он упал головой вниз на песок дорожки.

Женщина двигалась вперед, выставив руки, наконец она добралась до гильотины, дотронувшись кончиками пальцев до ее деревянного основания, а потом встала на колени возле плахи.

Мальчик прищурил глаза, рассматривая женщину. Он узнал ее, это была слепая жонглерша кинжалами Мария, которую он видел на суде. Тогда мальчик слез с дерева, бегом протолкнулся через толпу и взбежал на сцену, где все кругом было залито кровью.

Кровь была на высоком помосте, капала с ножа, сочилась из холщового занавеса. Кто-то поднял нож, будто надеясь, что голова снова срастется с телом, если убрать смертоносное лезвие, разделившее их. Кровь покрывала обезглавленное тело, стекала по плечам, бежала струйкой с онемевшей руки и уходила в песок арены. Никто не посмел дотронуться до окровавленного тела. Никто, кроме слепой женщины.

Лишь ее маленькие белые руки ласкали мертвое тело волшебника, а слезы струились по щекам из пустых глазниц.

– Моркасл, Моркасл, – повторяла она с ужасом. Толпа горожан окружала ее, вглядываясь в залитое слезами лицо. Она оттолкнула людей прочь, задев рукой какую-то любопытную супружескую пару. – Прочь отсюда, вы, чудовища! Вы тоже виноваты в том, что с ним случилось! Вы все виноваты в том, что с нами происходит!

Приблизился великан, который осторожно раздвинул зрителей, чтобы добраться до слепой. Он опустил руки ей на плечи, и при виде обезглавленного тела волшебника его глаза вспыхнули гневом и страхом. Его спокойный и сильный голос возвысился над жужжащей толпой, как отдаленный гром.

– Пойдем, Мария, – сказал он грустно.

Слепая отрицательно покачала головой, еще крепче вцепляясь в пропитанную кровью одежду волшебника.

– Убийца еще тут, – прошептал великан, – может быть, он наблюдает за нами.

Мария подняла голову и крикнула так, что резкий крик неожиданно успокоил толпу:

– Ты слышишь меня, убийца? Мы знаем, что ты здесь! Мы найдем тебя раньше, чем ты найдешь нас! Мы найдем тебя прежде, чем ты убьешь нас!

Мальчик оглянулся на человека с искривленной улыбкой, который, поплотнее завернувшись в плащ, двинулся прочь от сцены волшебника.

Свист объявил о приближении жандармов, офицеры бесцеремонно расталкивали людей, чтобы подойти к трупу на сцене.

– Назад! Назад! Все назад! – выкрикивал плотный офицер между свистками. Еще два жандарма, хватая обезумевших зевак за плечи, сталкивали их со сцены. Наконец толпа раздалась, оставив возле мертвого Моркасла лишь слепую Марию, великана да мальчика, на которого не обратил внимания никто из взрослых.

Толстый офицер наклонился над Марией и крикнул:

– Я же сказал – убирайтесь!

– Но, – возразил великан, – он наш друг.

Жирные пальцы жандарма попытались оторвать тонкие руки Марии, вцепившиеся в окровавленную одежду.

– Что тут произошло?

– Его убили, – ответила Мария. – Это очевидно.

– Но нас здесь не было, – добавил великан.

– Тогда откуда вы знаете, что его убили? – заявил офицер, клацнув зубами.

– Кто-то испортил гильотину, – сердито ответила Мария.

– Откуда она знает? – обратился жандарм к Гермосу.

– Моркасл был слишком внимателен, чтобы позволить этому произойти, – ответила Мария со слезами.

– Отойдите от тела, – приказал офицер, отстегивая от пояса шпагу, – а то мне придется вас оттащить.

– Нет, – запротестовал Гермос, протягивая длинную костлявую руку, чтобы оттолкнуть офицера от Марии.

Пока великан и жандарм боролись, внимание мальчика отвлекла корзина, возле которой остановился второй жандарм. Ребенок видел окровавленный затылок и половинку дыни. Пальцы жандарма что-то искали на затылке волшебника, он развел в сторону волосы и замер.

Там было две татуировки – красная и черная.

Человек тяжело вздохнул, вынул из кармана ножик и аккуратно вырезал татуировки, оглянувшись, не видел ли кто-нибудь, что он сделал. Он спрятал кусочки кожи в карман, а потом встал и объявил:

– Убийства не было. Это несчастный случай. – Он ударил ногой по гильотине, и нож снова опустился на плаху.

– Вот так-то! – радостно отозвался второй жандарм, вырываясь из жилистых рук великана. – Несчастный случай! А теперь катитесь-ка или нет – лучше помогите мне, а то я вас арестую!

И тут возле мальчика появился третий офицер, который сказал:

– Давай-ка, парень, проваливай, тебе здесь не место.

– Пока они не уйдут, я тоже останусь тут, – ответил мальчик, хватая светловолосого офицера за руку.

– Не стоит, – отозвался он. – Они друзья погибшего. У них есть право находиться рядом с ним.

Мальчик не ответил, пытаясь вырваться. И тут лицо офицера осветилось.

– Ага, я узнал тебя! Ты сын мясника!

***

Один из углов палатки был отделен от всего помещения занавесом для личных нужд Кукольника. В центре комнаты висели две тусклые масляные лампы, которые едва освещали дубовый стол и окружавшие его стулья. В углу было бы светлее, если бы окна впустили утренний свет, но дневной свет был непереносим для Кукольника, который сидел за столом, ковыряясь в утреннем завтраке. Впрочем, успокоил он себя, Мария не заметит, что в комнате темно.