Карма - [42]

Как меня зовут. Откуда я родом. Действительно, почему я молчу? А потому что не нахожу в себе сил признать свершившееся. Признать, что потеряла смысл жизни – свою семью. Что я абсолютно одинока. И хочу одинокой остаться. Навсегда.

Я закрываю глаза. Напрягаю воображение, чтобы вернуться в прерию, под облака. Но они истончаются и вытягиваются в простые белые сари. Такие носят вдовы.

Я выбираюсь из палатки наружу.

Бегу

Я бегу к изгибу земли

к горизонту изорванному

струями раскаленного воздуха

и облаками

где что-то подрагивает

в золотистом свете

в надломленном золотистом свете

золотистого миража.

Я закидываю свою тоску

в песок и в небо

как кидают

веревку утопающему.

Джива! – слышу я голос.

Бапу, я уже иду.

Майя!

Дождись меня.

Слезы

Сандип закрывает мой дневник. Касается моего лица. Проводит пальцем по моей щеке.

Мне их очень жалко, Майя. Твою мать. Твоего отца. Того сикха. И даже Хелен.

У него по щекам текут слезы. У меня тоже. Мы с ним оплакиваем тех, кого потеряли.

Мне неприятно повторять за Акбаром, но он был прав, когда говорил: когда мы делимся своим прошлым, боги внимают нашим горестям.

6 декабря 1984

Другие

Ты не такой, как другие мальчики, Сандип.

Не такой, как мой «братец» Акбар?

Да. В смысле нет. Ты не похож на него. Это хорошо.

Тебе не нравится, что он такой высокий? Что у него такие выразительные скулы? Не нравится, как он поет?

Я вообще-то канадских мальчиков имела в виду.

О да, у них светлая кожа и уши не как у слона.

Уши у тебя не такие уж и большие.

То есть ты еще и наблюдательная.

Я просто пытаюсь сделать тебе комплимент. Знаешь, в Канаде они все какие-то сонные. Не то что ты.

Ну, тут в поезде я тоже то и дело отключаюсь…

Они занудные. Или бывают еще шумные дураки. От них пахнет – отвратительно или обалденно, – но и от того, и от того хочется упасть в обморок.

Понимаю! Они похожи на индийскую кинозвезду Анила Капура! Девушки, как увидят его, так в обморок и валятся.

Нет. Больше на зомби.

Хочешь, я порычу тебе на загробном хинди?

Ты много говоришь. Для мальчика ты очень разговорчивый. Ты шутишь. Подначиваешь. Подсмеиваешься. Говоришь убедительно, как адвокат. И цветасто изъясняться умеешь.

Ты чрезмерно ценишь мои скромные уменья, о бритоглавая!

Видишь! Ты и сейчас дразнишься.

Ну да. А чем еще я отличаюсь от белокожих?

Ты так правильно говоришь по-английски, что даже забавно.

Это Бариндра. Он всегда требовал четко ар-ти-ку-ли-ро-вать. Вы-го-ва-ри-вать каж-дый слог. Е-ще от-ли-чи-я?

Ты очень серьезный. И одновременно страстный.

Отродясь не был серьезным. Пока тебя не встретил.

А страстным?

Это слово было для меня пустым звуком. До встречи с тобой, мери джан.

Парень

Я не знаю, как эту штуку надеть, Сандип.

Оберни вокруг, а здесь подоткни. Отлично!

Прости, но получилась какая-то гигантская пеленка!

Ничего, привыкнешь. Главное, когда ты в дхоти, за походкой следить, чтобы люди не смеялись.

Светло-голубая рубаха – тоже его. Я вдеваю руки в рукава, и в нос мне ударяет его запах – терпкий, как у черного перца. Сандалии мы позаимствовали у мужчины, спавшего в тесном закоулке джодхпурского вокзала.

А он не расстроится, когда проснется?

Я оставил ему три рупии. Их запросто на новую пару хватит. Утром он возблагодарит богов, пославших ему такую удачу.

Сандип подравнивает мне волосы.

Ты уверен, что так надо?

Спереди он оставил челку до глаз, а сзади срезал всё практически под ноль. То есть спереди у меня теперь есть вихор, а на затылке – почти ничего.

Я провожу рукой по голове. Щетина колет ладонь.

Сандип осторожно берет меня за руку.

Мальчики волосы не приглаживают. Они делают так.

Он показывает, как надо тряхнуть головой, чтобы откинуть челку.

Это очень по-мужски.

Ты даже не понимаешь, как повезло мужчинам! Длинные волосы – они такие тяжелые.

Не болтай, – говорит он. – Откинь челку, и вперед.

Он берет меня за руку, и так мы идем через вокзал. Запретная радость – касаться друг друга на людях. А мужчинам можно. В Индии считается абсолютно нормальным, когда мужчины ходят за ручку, обнимаются, сидят друг у дружки на коленях.

Я тянусь Сандипу к уху и шепчу: Ты восхитительный. Никто на это не обращает внимания. Только он заливается краской. А мне смешно.

Молитва

Нам нужен Мандорский экспресс. Он отходит от второй платформы. В вагоне второго класса народу битком. Сиденья заставлены сумками, для надежности перевязанными веревкой.

Сандип обращается к долговязой пожилой женщине, устроившейся у окна. Он улыбается ей. Она хихикает в ответ.

Он называет ее матерью. Показывает на меня. Она качает головой. Он снова произносит слово «мать». Наконец женщина соглашается потесниться, мы с Сандипом втискиваемся между ней и окном.

Ты что, пообещал сделать приношение в храм за ее жизнь и здоровье?

Да. В Чаттарпур-Мандир в Дели. Индусы почитают этот храм.

И за это она уступила тебе место у окна?

Ну, я же получу благословение, и она будет жить долго и не болеть. Мы с тобой пожертвуем в храм. Пару рупий.

А что бы ей самой не отнести в храм рупию? Не пришлось бы нам место уступать.

Считается, что лучше, если за тебя помолится посторонний человек.

А с какой стати она тебе поверила?

Потому что, если обману, я испорчу себе карму. Она же понимает, что мне этого не хочется.