Карл Великий - [8]

Наконец до освящения собора остался один день. Все стали примечать, что по мере приближения праздника мудрец становился все более мрачным, что обыкновенно случалось с ним, когда он обдумывал какую-нибудь неразрешимую задачу. Вдруг лицо его заметно просветлело, и он пошел к королю Карлу, чего уже давно себе не позволял.

Он застал короля за спором с братом его, Львом III. Они никак не могли договориться о старшинстве. Каждый считал себя вправе войти в собор первым и требовал другого пропустить его на шаг вперед: один — как владыка земной, другой — как глава христианской Церкви.

Едва завидев на пороге мудреца, они стали его просить рассудить их. Тот им сказал, что он тем более рад застать их спорящими, что сам он пришел поведать о затруднительном положении, в котором он оказался из-за собственной неосмотрительности, толкнувшей его на подписание договора с дьяволом; с этими словами он подал им копию договора, по которому душа первого вошедшего в церковь переходила в собственность Сатаны.

Тогда все изменилось; теперь ни тот ни другой не желали входить в церковь; они охотно уступали друг другу право, которое всего четверть часа назад ревностно оспаривали каждый для себя. Однако мудрец их примирил, сообщив, что будут отворены обе створки двери и они войдут в одно время; они могут ни о чем не беспокоиться, лишь бы никто из них не опередил другого.

К вечеру собралось триста шестьдесят три епископа. Дело в том, что епископ Тонгрский и епископ Трирский умерли и им еще не успели подыскать замену.

Накануне праздника Богоявления, то есть того самого дня, на который было назначено открытие церкви, все жители городов и деревень, расположенных на расстоянии пятидесяти лье в округе, собрались вокруг нового собора, двери которого были надежно заперты; во дворце же было полным-полно прелатов, сеньоров и рыцарей.

В десять часов папа и император, оба в парадном облачении, вышли и двинулись мерным шагом, не отставая и не опережая друг друга; один был увенчан тиарой, другой — короной. Позади них выступали по чину сеньоры, прелаты, архиепископы и епископы. Все были в сборе: Господь ради торжественного дня позволил двум усопшим епископам подняться из могилы и прибыть на церемонию.

Подойдя к церковным вратам, папа и император застали там несколько солдат, державших завязанный мешок. Мудрец знаком приказал им остановиться; вынув из кармана ключ, он отпер дверь и толкнул ногой обе створки.

В то же мгновение солдаты развязали мешок, и оттуда выскочил огромный волк. Не видя для себя другого выхода, кроме зияющей пустоты храма, он одним прыжком перемахнул из мешка в церковь; но едва он очутился под сводами собора, как раздался оглушительный вой, и зверь исчез в огненном вихре. Это Сатана в гневе набросился на него, потому что, согласно условиям заключенного с мудрецом договора, был вынужден довольствоваться душой первого вошедшего в церковь, кто бы им ни оказался.

Папа, император, сеньоры, прелаты, архиепископы, епископы, рыцари и простой люд в ответ на дьявольское завывание хором запели священные псалмы и все вместе весело вошли в церковь, такую большую, что в ней разместилось в этот день шестьдесят две тысячи человек, так что все, кто пришел из ближних и дальних городов и деревень, с первого дня до последнего могли принять участие в церемонии освящения собора.

По окончании праздника епископы Тонгрский и Трирский исчезли незаметно для всех: никто не мог бы сказать, ни откуда они приходили, ни куда они ушли. Выходя из церкви, мудрец хотел было достать из волшебной мошны монетку, дабы подать милостыню; однако рука его прошла насквозь: не было больше у кошеля ни дна, ни подкладки.

Однако это была бы слишком безобидная месть, ведь Сатана разгневался не на шутку; улетая, он взмахнул крылом, и оплавилась одна из бронзовых дверей собора, что можно видеть еще и в наши дни; но что такое оплавленная дверь, когда он хотел бы разнести по камням весь этот ненавистный собор! Он долго кружил над землей, раздумывая, как это сделать, как вдруг приметил на берегах Голландии одну из огромных дюн, нанесенных океанским приливом песчинка за песчинкой с первого дня сотворения мира. Он рассудил, что нашел лучшее, что могло быть: похоронить зарождавшийся город под песком; кинувшись на самую высокую дюну со стремительностью морской птицы, он закинул ее себе на плечо; теперь дюна мешала ему лететь, и тогда он пошел пешком по дороге в Ахен.

Однако это путешествие оказалось долгим и утомительным. Дюна, уложенная на плечо, съехала и стала напоминать огромную переметную суму, одна половина которой висела спереди, другая — за спиной. Та половина, что болталась впереди, загораживала дорогу, и Сатана каждую минуту был вынужден справляться, правильно ли он идет. Наконец после долгих мытарств Сатана вышел к реке Мез, перемахнул ее и скоро очутился в долине Э.

Но в это самое время носившийся в горах ветер подул ему прямо в лицо, засыпав песком глаза, так что ему пришлось идти вслепую; вот какого труда и каких мучений стоило ему добраться до Серской долины. Прибыв туда, он повстречал на дороге женщину, возвращавшуюся из Э; она отошла в сторону, чтобы пропустить надвигавшуюся на нее песчаную гору вместе с раздавленным усталостью черным носильщиком.