Карл Маркс: Мировой дух - [132]

В том году Жюль Гед вместе с другими изгнанниками получил, наконец, разрешение вернуться во Францию и поселился в Париже. Он, анархист, открыл для себя идеи Маркса благодаря кружку молодых людей, собиравшихся в кафе «Суффло», и немецкому журналисту Карлу Гиршу. Для него это стало откровением. Гед основал первую французскую коммунистическую газету «Эгалите» («Равенство») и просил для нее статьи у Маркса, а также у некоторых старых друзей-анархистов, например у Реклю.

Лонге, Лафарги и Элеонора теперь жили в Лондоне рядом с Женни и Карлом. Ни у кого из дочерей Маркса на тот момент не было детей. В третий раз он решил повезти младшую дочь на воды вместе с Женни, которая как будто была в силах перенести путешествие. Только они выехали в Карлсбад, как вдруг 8 августа 1877 года австрийское правительство известило Маркса о том, что его не пропустят через границу. Тогда он повернул на Нойенар под Кёльном — другой водный курорт.

Осенью он узнал от Элеоноры и Фредерика, что анархисты одиннадцати стран собрались в Вервье под руководством Джеймса Гильома — родившегося в Лондоне жителя Невшателя. Он пришел на смену Бакунину и решительно заявил о своем намерении покончить с самим принципом партии: «Все партии образуют реакционную массу, нужно бороться со всеми ними сразу». Чуть позже, в Генте, тридцать пять делегатов — анархистов, «марксистов» и «самодержавных социалистов» — образовали «всемирный социалистический конгресс» и грызлись в нем друг с другом. Маркс следил за этими «морскими баталиями в стакане воды». «В Гентском конгрессе, по меньшей мере, то хорошо, что Гильом и компания были совершенно оставлены бывшими союзниками», — писал он 27 сентября Зорге, ставшему учителем музыки в Нью-Йорке. 19 октября, в другом письме к Зорге, он в очередной раз раскритиковал тех, что хочет придать социализму более высокий идеальный оборот, то есть заменить материалистическую базу современной мифологией с богинями Справедливостью, Свободой, Равенством и Братством. Он повторил в точности то, о чем говорил еще в 1843 году.

В 1878 году, то есть через семнадцать лет после Лассаля в Германии, Жюль Гед основал первую французскую социалистическую партию — Федерацию социалистических трудящихся Франции, более известную под именем Рабочей партии. В то время как Огюст Ренуар писал «Мулен де ла Галет», Гед предстал перед судом из-за того, что призывал к коллективной апроприации земли и орудий труда; его приговорили к шести месяцам тюрьмы строгого режима, которые он отбывал в тюрьме Сен-Пелажи.

В том году в США, где разразился очередной тяжелый экономический кризис, Дэвид Хьюз изобрел микрофон; в Бостоне начали продавать велосипеды; в Лондоне впервые применили электрическое освещение домов. В Германии Бисмарк, стремившийся к союзу с консерваторами, чтобы преодолеть суровый экономический кризис, наступавший из Америки, обрушился на левых и распустил СДПГ; для социалистов это был тяжелый удар, и в Германии начались демонстрации, чтобы добиться их возвращения на законную политическую сцену.

Это событие, которое в другое время заставило бы Карла по меньшей мере написать мстительную статью, оставило его практически равнодушным: Германия больше не входит в сферу его интересов.

Он пишет, ведь время поджимает! Редактирует второй и третий тома «Капитала». Естественно, как всякий раз, когда нужно закончить произведение, он погружается в бесконечные исследования, боясь, что не прочел какую-нибудь книгу или не ознакомился с важным документом. Чтобы изучить вопрос о земельной ренте, он заинтересовался геологией, агрономией, физиологией растений, теорией удобрения. Чтобы лучше понять древние общества, читает книги Льюиса Генри Моргана, Джона Люббока, Генри Мейна. Изучает сельское общество, которое, на его взгляд, обеспечило успех государственному перевороту Наполеона III и погубило Парижскую коммуну. Он анализирует его идеологию, его влияние на классовую борьбу, все больше приходя к убеждению, что та зависит не только от соотношения экономических сил. Собирает заметки об Индии, статистику по России: базовая структура ее крестьянского общества, «мир», интригует и привлекает его все больше и больше, поскольку она не капиталистическая и не феодальная, а общинная. Значит, она может стать основой для изначального обобществления средств производства. В Лондоне он познакомился с Максимом Ковалевским, рассказавшим ему о разных типах коллективной собственности на землю и о формах общинной жизни, в частности в Средиземноморье. В его исследованиях угадывался путь, ведущий к коммунизму через сельское хозяйство, о котором Маркс до сих пор не думал.

В самом деле, после разочарования в Германии Россия стала для него наваждением, фокусировавшим новые надежды. Он все чаще беседовал с русскими народниками — своими переводчиками Николаем Даниельсоном[57] и Германом Лопатиным[58], а также Петром Лавровым[59]. К нему обращались и радикальные революционеры, например Николай Константинович Михайловский и Вера Засулич, которую только что оправдали в России после покушения на шефа полиции генерала Трепова. Заинтересовался он и революционной организацией «Земля и воля», основанной в 1874 году с целью убийства Александра II, ввязавшегося в безжалостную войну с целью подчинения себе окраин империи и разгрома турецкого султана. Карл по-прежнему пылал ненавистью к царскому режиму. 4 февраля 1878 года в письме Либкнехту, который пытался воссоздать свою партию, запрещенную Бисмарком, Карл, вместо того чтобы поинтересоваться судьбой своих немецких друзей, защищает… турок, явно считая их европейцами. И впервые говорит о возможности коммунистической революции в России, которую считает лишь запалом, который вызовет революцию по всей Европе: «Мы решительно принимаем сторону турок по двум причинам: 1) потому что мы изучили турецкого крестьянина, а значит, турецкую народную массу, и увидели в нем, несомненно, самого активного и самого высоконравственного представителя европейского крестьянства; 2) потому что поражение русских значительно ускорит социальную революцию в России, а через нее — революцию во всей Европе…»