Карибская сага - [14]

Уже под вечер полуторка въехала в Ловозеро и, устало вздохнув, остановилась около совсем новой избы-пятистенка.

С востока от поселения в безоблачное голубое небо лениво поднималась, изогнувшись крутой дугой, широкая полоса вонючего серого дыма.

– Это что, такой сильный лесной пожар? Или же тундра загорелась? – забеспокоился, крутя носом, осторожный Банкин.

Сержант буднично пояснил:

– Никакой это и не пожар, а самые обычные дымокурни: саамы жгут мокрый хворост и сырой зелёный мох, чтобы от северных оленей отпугивать злых комаров и разную мошкару. Давайте, я лучше познакомлю вас с тутошней архитектурой? Ловозеро у нас нынче считается полноправным советским селом. Эта изба и есть – новый ловозёрский сельсовет, там две комнаты для гостей имеются, в них сегодня и заночуете. Вот те шалаши, – рукой показал на два десятка маленьких, буро-серых усечённых прямоугольных пирамидок, – называются «вежи», или – «коты», как вам больше нравится. Их каркас изготовляют из сосновых жердей, тщательно переплетают берёзовыми и осиновыми ветками, после чего обкладывают толстым слоем дёрна, пол очень плотно застилают еловым лапником, а сверху лапник накрывают оленьими шкурами. В центре каждого такого шалаша из специальных камней сложен очаг для костра.

– Куда же дым из них наружу выходит? Ведь труб-то не видно! – удивилась Мэри, недоверчиво разглядывая странные сооружения.

– Вверх и уходит, – невозмутимо уточнил Иван. – Куда же ещё ему деваться? Крыш над этими шалашами, и вовсе, нет.

– Там же в непогоду должно быть очень холодно, – не унималась трепетная американка. – Как же там люди живут зимой?

– В вежах саамы живут, в основном, только осенью и весной, – уточнил сержант. – А в холодные зимы многие перебираются в пырты, вон они, в той стороне стоят…

Ник посмотрел в указанном направлении. Там, по берегам ручья, были беспорядочно разбросаны рубленые избушки без окон, с покатыми крышами, крытыми всё тем же дёрном. Большинство избушек были размером три на четыре метра, но попадались и совсем крохотные: три метра на два с половиной. Только одно строение выделялось из общего ряда: шесть на шесть метров, с двускатной крышей, новой кирпичной трубой и большим квадратным застеклённым окном.

– А почему это одна хижина больше всех других? – поинтересовался Банкин, тоже заметивший явное несоответствие.

Сержант Ефремов заметно смутился.

– В этом пырте местный шаман живёт со своей семьёй, – и тут же торопливо поправился: – В том смысле, что он раньше был шаманом, в старые и тёмные времена. А сейчас – совершенно сознательный саам, или – лопарь, как вам больше нравится. Даже согласился, чтобы в его пырте сложили русскую печь. Ну, чтобы остальным саамам подать пример положительный…. Недавно мы на общем собрании назначили его, по согласованию с Кандалакшей, конечно, на должность председателя нашего ловозёрского сельсовета. Начальство даже разрешило выдать ему настоящий паспорт. Да вот, он и сам идёт к нам навстречу, сейчас познакомитесь…

По хлипкому мостику, переброшенному через ручей, шагал щуплый низкорослый саам неопределённого возраста, одетый в старенькую фуфайку и грязные брезентовые штаны, на ногах бывшего шамана красовались обыкновенные кирзовые сапоги. Ему можно было с лёгкостью дать и сорок пять лет, и все шестьдесят. Худое подвижное лицо, короткие чёрные волосы с лёгкой проседью, живые и беспокойные тёмно-карие узкие глаза. Все движения вновь назначенного председателя сельсовета были резкими и порывистыми, словно бы он постоянно куда-то торопился. Капля ртути под порывами сильного ветра, образно выражаясь…

– Здравствуй, товарищ Иван, здравствуй, дорогой начальник! – зачастил саам, усердно тряся руку сержанта. – Как же я рад, что ты вернулся…. Кто это приехал с тобой? Наверное, по очень важным делам? Очень большие люди?

– Эти товарищи прибыли из самого Ленинграда, – важно известил Ерофеев. – Мы с тобой обязаны им во всём помогать. Сам майор Музыка так приказал.

– Сам начальник-майор? – искренне поразился бывший шаман. – Конечно, будем помогать…. Ой, у них на груди – сам Сталин, как живой! Во всём поможем! Всё сделаем! В лепёшку расшибёмся…

Председателя сельсовета звали (по паспорту, как он сам зачем-то уточнил), Илья Озеров.

– Для начальников – Ильюшка! – ещё раз уточнил странный саам. – Пойдёмте в сельсовет, сейчас женщины накроют на стол поесть-попить…

В центральной комнате сельсовета вкусно и успокаивающе пахло свежей древесиной, в углу стоял обычный книжный шкаф, все полки которого были заставлены, как успел заметить Ник, трудам классиков марксизма-ленинизма. В центре комнаты располагался большой самодельный стол: два больших листа фанеры, уложенные на шесть берёзовых чурбаков. Восемь же стульев, окружавших простецкий стол, были настоящими произведениями мебельного искусства.

– Английская работа, бесспорно, – со знанием дела поцокал языком всезнающий Банкин. – Смотрите, какие изящные и элегантные линии. А древесина, наверняка, клён «птичий глаз». Обивка, правда, потёрлась местами…

Все, кроме председателя Ильюшки, расселись за столом: Ник и Ерофеев по одну сторону, Банкин и Мэри – напротив.