Карьеристки - [16]

Именно это и подвигло мальчиков действовать. Ровена проявила непокорность. Дочь Чарльза Гордона, воспитанная в Сент-Мэри-Аскот, должна бы понимать. Джилберт и Питер могли бы подготовить для нее президентство на следующий срок, но она настаивала на борьбе с ними. И создавала свою собственную команду.

Она околачивалась повсюду с этой дерзкой американкой, буквально не расставаясь с ней и заявляя во всеуслышание, что собирается заняться музыкальным бизнесом.

Она была феминисткой. Предательницей.

Ее надо проучить.

Если бы Джилберт Докер увидел, что скрывается под холодной маской Ровены, выставленной напоказ всему Оксфорду, он бы немного расслабился. Работа в его поддержку шла, дело продвигалось.

Правда, никто не знал, что делает Питер Кеннеди.

А Ровена Гордон потеряла контроль над собой.

Она вздохнула, руки Питера двигались от ее бедер к соскам, едва касаясь кожи, он понял, такие прикосновения разжигают ее больше всего. Он был внутри нее, он продвигался все глубже и глубже, словно добираясь до самой сути, где таилось удовольствие, двигался ровно, не сбиваясь с ритма, что вызывало у нее волну экстаза. Он почти кончил, но не давал ей достичь самой вершины.

— Неплохо, да? — насмешливо спросил Питер. — Спать с врагом?

— А я Мата Хари, — сказала Ровена. — Я использую тебя.

Он хихикнул и ответил ей движением бедер, вдавливаясь в тело Ровены, желая вызвать реакцию, которой было бы сказано все.

Ровена застонала от наслаждения, в голове образовалась звенящая пустота. Стоило ей взглянуть на Питера, и она забывала о своей вине, о ревности — Питер продолжал встречаться с Топаз. О стыде. И о горько-сладкой радости, возникавшей при каждом его появлении.

Всякий раз Ровена говорила себе: последний раз.

Но ни одна встреча не становилась последней.

Ровена просто не могла справиться с собой. Все юные годы заточенная в женской монастырской школе, девственница, Ровена презирала мальчиков, и ни на кого ее тело не реагировало, как на Питера. Она была холодная девочка, с характером — замкнутая, гордая. Топаз Росси стала ее первой по-настоящему близкой подругой. Ради дружбы Ровена пыталась скрыть свои чувства. И даже отвергла Питера тогда, на балу.

Но не смогла справиться с желанием.

Ровена предала Топаз, найдя для этого тысячу извинений. Топаз слишком вульгарна для Питера. Она не подходит ему. Иностранка. И очень бедная. А она, Ровена, — само совершенство: из той же страны, того же круга, того же класса. Кеннеди — джентльмен, она — леди. Предрассудки, с которыми Ровена боролась всю жизнь и которые всегда презирала, она использовала теперь, чтобы убедить себя — она поступает правильно. Ровена держалась с Топаз сухо, отмалчивалась, когда подруга пыталась поговорить. Уверяла себя, что дружба с Топаз — ошибка с самого начала, они слишком разные.

— Еще раз, — попросила Ровена, и ее соски от удовольствия вздыбились. — Ну еще раз, еще раз.

— Ты просто чудо, — возбужденно шептал Питер. Это правда. Она так естественна в сексе. Вздрагивает от каждого прикосновения, что дико возбуждает его, отзывается на малейшую ласку, на каждый горящий взгляд, каждое прикосновение пальцев.

Даже в самый первый раз она достигла наивысшего удовольствия.

И это холодная надменная Ровена Гордон!

Кеннеди ухмыльнулся, проникая в нее все глубже. Жизнь полна сюрпризов.

Топаз Росси шла вдоль Брод-стрит, к Крайстчерч. У нее было хорошее настроение. В отличие от студентов-англичан, воспринимающих окружающее как само собой разумеющееся, красота Оксфорда ее просто очаровывала. По сравнению с маленьким городком в Нью-Джерси это — другая планета, думала Топаз, через решетчатые железные ворота глядя на Тринити-колледж, пронесший безукоризненную красоту через века, на внушительные бюсты римских императоров, обрамлявших вход в Театр Шелдона.

Мимо проносились на велосипедах студенты, их черные плащи раздувались на ветру. Они двигались в «Блэкуэлл», университетскую книжную лавку, где можно свободно рыться на полках. Она улыбнулась: интересно, выберут они скучнейшие учебники или низкопробные романы с множеством сексуальных сцен?

Она повернула вниз, к главному входу, заглядывая во дворик библиотеки Бодли, главной в Оксфорде и одной из самых прекрасных в мире. Топаз обошла несколько раз вокруг, любуясь красотой, но отсюда книги выносить нельзя, и она редко пользовалась этой библиотекой. Топаз — современная девица и предпочитала заниматься в своей комнате, с чашечкой кофе, слушая Арету Франклин.

Две внештатницы, работавшие на «Червелл», помахали ей. Девушки писали для странички по искусству и о работе студентов.

— Ну как репортаж? Продвигается?

— Хорошо, — ответила девушка помоложе. — Вчера вечером здесь была интересная группа с Уэст-Энда, они ищут таланты. И я собираюсь взять интервью у Мэри Джексон, их руководителя.

— Короче говоря, она хочет, чтобы ей выделили место в следующем номере, — ухмыльнулась подруга.

Первая толкнула ее локтем.

— Ну что же, посмотрим, когда получим материал, — сказала Топаз, ощущая себя очень взрослой. Ей не хотелось портить кому-то настроение. Она собиралась встретиться с Питером и не могла дождаться момента. Жизнь так хороша.