Карьера одного борца - [8]

Вскоре юноша убедился, что эти обязанности были не из легких. Школа была открыта с девяти утра до одиннадцати вечера, и любители спорта, посещавшие в это время школу, не только бесцеремонно давали ему всевозможные приказания, но также, чтобы разнообразить свои упражнения с неизменно непобедимым для них Скином, заставляли его вступать с ними в бой, причем беззастенчиво бросали его то вперед, то назад, перебрасывали через голову и проделывали над ним, как если бы он был неодушевленный предмет, все штуки, которые не удавались им по отношению к Скину. Маэстро ограничивался добродушным смехом, слишком занятый для того, чтобы исполнить данное обещание научить юношу искусству самообороны. Последнему предоставлено было самому извлекать посильную пользу из уроков, которые при нем ежедневно давались другим, и к концу месяца он стал уже так отделывать мельбурнских любителей бокса, что Скин был вынужден заметить ему:

— Вы стали не в меру бойки; с джентльменами следует обращаться более деликатно, предоставляя им иногда радости победы.

Кроме этих физических упражнений в его обязанности входило ведение приходно-расходных книг, как по школе мистера Скина, так и по хозяйству госпожи Скин. Это было самой трудной из его обязанностей, так как он все еще писал крупным детским почерком, что сильно замедляло его работу. Когда же он стал помогать своему патрону в преподавании, счета пришли в беспорядок, и госпоже Скин пришлось по-прежнему заняться ими, к большому удовольствию ее супруга, который усмотрел в этом доказательство превосходства ее ума над окружающими. Вскоре наняли китайца для черных работ, а «новичок», как его стали звать, был произведен в помощники Скина по преподаванию и стал уважаемым лицом в школе.

Уже истекли девять месяцев его жизни у Скинов, во время которых восемнадцатилетний юноша развился в умелого боксера с крепкой рукой и верным глазом.

Был вечер. В школе оставались только Нед Скин, который, сняв сюртук, сидел на покое, дымя из своей трубки, и его молодой ученик, кончавший в комнате в верхнем этаже свой туалет, собираясь в театр. Спустившись вниз, юноша столкнулся со своим патроном.

— Прекрасно, сэр, — насмешливо заметил Скин, — вы очаровательно нарядились. Боже, даже перчатки! Но ведь они слишком малы для вас. Не вздумайте вступать в них с кем-нибудь в драку, иначе вывихнете себе кисти рук.

— Не опасайтесь за меня, я не дерусь с первым встречным, — ответил тот, смотря на часы. Убедившись, что еще рано, он сел за стол против Скина.

— Да, — подтвердил боксер. — Когда вы дорастете до настоящего бойца, вы не станете драться без порядочной платы за это удовольствие.

— Мне думается, что я вправе считать себя уже и сейчас профессиональным боксером, — гордо ответил юноша. — Не назовете же вы меня любителем!

— Пожалуй, что нет, — подтвердил Скин. — Но, милый мой, я не могу назвать настоящим бойцом того, кто еще ни разу не выступал на арене. Вы и сейчас изрядный кулачный боец, ловкий боец, скажу я. Но этого еще мало. Когда-нибудь мы соорудим для вас маленькое состязание и тогда посмотрим, что вы в состоянии сделать с серьезным противником.

— Я давно мечтаю надеть боевые перчатки, — смутившись, признался юноша.

— О, я знаю, что у вас львиное сердце, — одобрительно произнес Скин.

Но ученик слишком часто слышал этот комплимент в устах своего наставника, постоянно льстившего самолюбию учившихся у него джентльменов, желая искупить тем неумеренные потасовки, которыми он их награждал. Поэтому юноша недоверчиво посмотрел на него и недовольно промолчал.

— Пока вы давали урок капитану Ноблю, — продолжал Скин, — сюда приходил Сэм Дюскет из Милтауна. Сэм ведь недурной боец. Что вы думаете о нем?

— Я невысокого мнения о его искусстве. Он подкупен, как вы знаете.

— Это общий грех нашей профессии. Но об этом нечего говорить, — сурово заметил Скин. — Человек не становится менее умелым боксером от того, что он подкуплен. Сэм Дюскет побил Эбона Мюллея в двадцать минут.

— Да, Дюскет, — презрительно ответил ученик. — Но что такое Эбон Мюллей? Негр, старая развалина под шестьдесят лет, пьяный семь дней на неделе и продающий победу за стакан водки. Дюскет должен был бы побить его в двадцать секунд. Дюскет не знает хороших приемов.

— Не знает, это верно, — согласился Нед. — Но у него сноровка хорошего бойца.

— Э, старая история! Если кто-нибудь порядочно боксирует, про него говорят, что он знает приемы, но недостаточно тренирован. А когда малый не умеет отличить правой руки от левой, его хвалят и говорят, что хотя он и не учен, обладает хорошей сноровкой.

Скин со скрытым уважением посмотрел на своего ученика, замечания и слова которого часто казались ему равными по мудрости мыслям самой госпожи Скин.

— Сэм, действительно, говорил сегодня что-то в этом роде. Он говорил, что вы молокосос и что он живо разделался бы с вами, если бы пришлось встретиться на арене.

Ученик свистнул.

— Я хотел бы услышать, как Сэм Дюскет говорил это, — сказал он угрожающе.

— А что бы вы сделали ему? — подмигнул Нед.

— Ему бы не поздоровилось, ручаюсь вам за это.

— Ну, скорее уж он проглотил бы вас.