Карьера одного борца - [25]

— О, я хотел бы уметь говорить так! — воскликнул Кэшель. — Вы говорите, как книга!

— Боже мой, да ведь это ужасно! — ответила Лидия. — Извините меня за это. Хотите руководить мною, если я серьезно примусь за научную работу?

— Ну конечно, — едва скрывая свою радость, проговорил Кэшель. — Мне гораздо приятнее, чтобы вы учились у меня, чем у какого-нибудь другого профессора. Но я боюсь, что не гожусь для вас. Хорошо бы сперва набить руку вот на вашей подруге. Она сильнее и лучше сложена, чем девятеро из десяти мужчин.

— Разве вы придаете такое большое значение физическим качествам?

— Только с практической стороны, конечно, — важно пояснил Кэшель. — Нельзя смотреть на мужчин и женщин всегда с той же точки зрения, как на лошадей. Если вы хотите подготовить человека к борьбе или бегу — это одно дело, если же вы хотите найти в нем друга, — это уже другое.

— Разумеется, — улыбнулась Лидия. — Но из ваших слов я заключаю, что вы не намерены создать себе более теплого отношения к мисс Гофф. Вы ограничиваетесь, по-видимому, оценкой ее внешних форм и достоинств.

— Именно, — подтвердил довольный Кэшель. — Вы понимаете меня, мисс Кэру. Бывают люди, с которыми вы можете проговорить целый день и которые к концу дня нисколько не больше имеют понятия о вас, чем в начале его. Вы не принадлежите к их числу, мисс Кэру.

— Я не верю, чтобы можно было действительно передать свои мысли другому человеку, — задумчиво сказала Лидия. — Мысль должна принять иную форму, чтобы войти в чужой ум, и поэтому она уже не та же самая. Вероятно, вы, господин профессор, вполне убедились в этом свойстве мысли на вашем обширном преподавательском опыте.

Кэшель поморщился, с неудовольствием посмотрел на воду и тихо произнес:

— Вы можете называть меня, конечно, как вам угодно. Но если вам безразлично, то не называйте меня, пожалуйста, профессором.

— Ах, знаете, я столько вращалась среди людей, которые любят, чтобы их при всех удобных случаях величали полными титулами, что вы должны извинить меня, если я этим доставила вам неприятность. Спасибо, что вы так просто предупредили меня. К тому же мне не следовало бы заводить с вами разговора о науке. Лорд Вортингтон говорил нам, что вы приехали сюда как раз затем, чтобы отдохнуть от нее и поправить здоровье, расстроенное усиленной работой.

— О, это пустяки!

— Нет, меня следовало бы побранить. Но я больше не провинюсь. Чтобы переменить тему, давайте посмотрим, как рисует мисс Гофф.

Едва успела Лидия докончить свою мысль, как Кэшель, неожиданно, но очень деловито, будто так и следовало, поднял мисс Кэру на воздух и поставил ее на землю за спиной Алисы. Эта странная выходка, по-видимому, не показалась Лидии неприятной и не обидела ее. Она только обернулась к нему с улыбкой и заметила:

— Благодарю вас, но, пожалуйста, не повторяйте этой любезной заботливости. Немножко унизительно в мои годы чувствовать себя ребенком на руках у взрослого. Однако вы очень сильны.

— Помилуйте, какая нужна сила, чтобы поднять такое перышко! Тут дело не в силе, а в ловкости: нужно чисто сделать это. Мне приходилось не раз носить шестипудовых мужчин, и они чувствовали себя на моих руках, как в кровати.

— Так вы, значит, занимались и в больницах? Меня всегда восхищала заботливость и ловкость, с которой сестры и братья милосердия обращаются с больными.

Кэшель промолчал.

— Это очень глупо, я знаю, — недовольно сказала Алиса, когда заметила, что за ней стоят Лидия и мистер Байрон. — Но я не могу рисовать, когда на меня смотрят.

— Ну, вы думаете, что всякий только и занят тем, что вы делаете, — ободряюще сказал Кэшель. — Это вечная ошибка любителей. На самом деле никто, кроме них самих, не занят их особой. Разрешите, — добавил он, взяв в руки ее набросок и рассматривая его.

— Пожалуйста, верните мне мой рисунок, мистер Байрон, — покраснев от злости, проговорила мисс Гофф.

Смущенный таким результатом своих слов, он обернулся к Лидии, как бы за объяснением, и в это время Алиса вырвала у него из рук свою работу и спрятала ее в папку.

— Стало слишком жарко, — сказала Лидия. — Не вернуться ли нам домой?

— Я думаю, это будет лучше всего, — ответила Алиса, дрожа от негодования, и быстро удалилась, оставив Лидию наедине с Кэшелем.

— Да что же такое я ей сделал? — воскликнул он.

— Вы сделали с неподдельной искренностью несколько неучтивое замечание.

— Боже мой, ведь я хотел только ободрить ее. Она не поняла меня!

— Ободрить? Но разве вы серьезно полагаете, что молодой девушке может быть приятным замечание, что она слишком высокого о себе мнения?

— Да я же не говорил ничего подобного!

— В несколько иных словах вы выразили именно это. Ведь вы сказали, что она напрасно не позволяет смотреть на свое рисование, так как все равно никто особенно не может быть этим заинтересован.

— Ну если она увидела в этом обиду, то, верно, она не в своем уме. Есть люди, которые обижаются на всякое слово. Им, верно, не сладко живется.

Лидия решила изменить тему разговора.

— Есть ли у вас сестры, мистер Байрон? — спросила она.

— Нет.

— А мать?

— Моя мать жива, но я уже много лет ее не видел. По правде сказать, я и не особенно стараюсь повидаться с ней. Это по ее вине я стал тем, чем есть.