Кардинал Ришелье. Его жизнь и политическая деятельность - [23]

Современники утверждали, будто Ришелье позволил себе в “Мирам” намекнуть на любовь Анны Австрийской к английскому послу герцогу Букингему. Особенно прозрачными находили стихи:

Je me sens criminelle, aimant un etranger,

Qui met pour mon amour cet etat en danger.

(Я чувствую себя преступной, так как отдала сердце иностранцу, который из любви ко мне подвергает отечество мое опасности).

Представленная в 1639 году на сцене театра Мондори, трагедия Корнеля “Сид” сразу завоевала себе общие симпатии. Кардинал отнесся очень недоброжелательно к пьесе своего соперника и всячески старался уронить ее в общественном мнении. Французская академия, в угоду своему основателю, отозвалась далеко не лестно об этой образцовой трагедии. Корнель, продолжавший получать денежные пособия от Ришелье, не мог забыть гонения на “Сида” и после смерти премьера написал стихотворение, оканчивавшееся следующими словами:

Qu'on parle bien ou mal du fameux cardinal,

Ma prose ni mes vers n'en diront jamais rien:

Il m'a fait trop de bien pour en dire du mal,

Il m'a fait trop de mal pour en dire du bien.

(Что бы ни говорили хорошего или дурного о кардинале, я не скажу о нем ничего ни в прозе, ни в стихах. Он сделал мне слишком много добра, чтобы я мог говорить о нем дурно, и слишком много зла, чтобы я стал отзываться о нем хорошо).

Надо полагать, что кроме авторского самолюбия кардинал Ришелье руководствовался в отношениях к “Сиду” также и соображениями чисто политического свойства. Трагедия, изображавшая в симпатичном виде характеры испанцев, появилась как раз во время объявления им Франции войны. К тому же автор трагедии отнесся весьма сочувственно к поединкам, воспрещенным королевским декретом под страхом смертной казни. При таких обстоятельствах кардинал мог усмотреть в “Сиде” опасный протест против своей политики. По крайней мере, Мишле объясняет гонение на “Сида” именно этими соображениями.

Героическая комедия “Европа”, являвшаяся аллегорией на тогдашние политические события и поставленная на сцене пале-кардинальского театра в 1642 году, была последним поэтическим произведением Ришелье.

Великому кардиналу принадлежит честь официального учреждения Французской академии. Еще с 1629 года организовался кружок лиц, принадлежавших к числу наиболее образованных людей своего времени; члены этого кружка условились собираться по вечерам в определенном месте. На собраниях читались новейшие литературные произведения, причем каждый свободно высказывал свое мнение о прочитанном. Вечер завершался обыкновенно прогулкой или ужином. Года четыре спустя слух об этих собраниях дошел через поэта Буаробера до Ришелье. Кардинал предложил кружку преобразоваться из частного учреждения в общественное. После некоторого колебания предложение это было принято, и по ходатайству кардинала Людовик XIII в январе 1635 года утвердил особою грамотой устав Французской академии. Весьма вероятно, что Ришелье имел при этом в виду заручиться симпатиями кружка литераторов и влиять таким путем на общественное мнение. С подобной же целью основана была в 1631 году еженедельная “Gazette de France”. Первым редактором-издателем ее официально числился врач Ренодо, настоящими же ее руководителями были сам Людовик XIII и его премьер, являвшийся главным редактором и деятельнейшим сотрудником газеты.

Ришелье вообще не отличался крепким здоровьем. В детстве он страдал лихорадкою, а в юношестве головными болями от чрезмерного умственного труда. Став у кормила правления, он усердно занимался государственными делами, невзирая на слабость своего, с каждым днем все ухудшающегося здоровья. Мучительные нарывы, ревматизмы и лихорадки почти не давали ему покоя, а с 1632 года у него обнаружилась еще и каменная болезнь. Он продолжал, однако, работать с изумительной энергией, по поводу которой появилась в “Gazette de France” следующая заметка: “Враги Франции не знают, выгоднее ли для них иметь дело со здоровым или же с больным министром”. В 1634 году ревматические опухоли усилились, к ним присоединился геморрой, от которого лечили тогда обильным кровопусканием. В июне 1635 года ревматизм распространился на челюсти, вместе с тем у кардинала проявились опасные припадки уремии. Вследствие упадка сил он мог путешествовать только в носилках. “У меня самое слабое и чувствительное тело на свете – жаловался Ришелье своим приближенным. Тем не менее, он занимался государственными делами с удвоенным усердием, более чем когда-либо необходимым, так как болезнь премьера совпала с объявлением войны испанцам. Несколько времени спустя упадок сил дошел до того, что кардинал не мог выносить свежего воздуха в Рюельском парке. Король, озабоченный состоянием здоровья первого министра, неоднократно посещал его, чтобы советоваться о государственных делах. В 1642 году во время осады Перпиньяна правая рука Ришелье покрылась множеством вередов[5], не позволявших ему даже подписывать бумаги. В таком состоянии кардинал находился с мая по октябрь. Возвратившись затем в Париж, он в продолжение нескольких недель чувствовал себя довольно удовлетворительно, но в декабре сильное воспаление легких свело его в могилу. Чувствуя, что силы его покидают, Ришелье осведомился у врачей, сколькими же часами жизни он может располагать. Лейб-медик Людовика XIII откровенно ответил: “В течение этих суток ваше высокопреосвященство умрете или выздоровеете”. Кардинал выслушал этот приговор совершенно спокойно. Перед самой кончиной он попросил свою племянницу герцогиню д'Эгильон выйти из комнаты, объявив присутствовавшим, что не хочет делать ее свидетельницей предсмертной его агонии