Карающий орден - [11]

— Но я же все вам сообщил! Она пришла сюда и пыталась вызнать у меня сведения об академии!

— Мало ли что вы могли нам сообщить… Может случиться так, что на самом деле это ваша сообщница, с которой вы что-то не поделили и теперь хотите от нее избавиться нашими руками. Вы можете снабдить нас дополнительной важной информацией по этому делу, особенно если вы напрямую связаны с подозреваемой и ее деятельностью. Вас следует допросить. Если ваша непричастность подтвердится, то вас, конечно же, отпустят… профессор.

Командир издевательски медленно протянул последнее слово и приблизился к Ашу практически вплотную. Остальные солдаты уже окружили пару предполагаемых преступников и ждали лишь одного сигнала своего начальника, чтобы арестовать чужачку и профессора.

Ашарх запаниковал. Ситуация обернулась против него. Хотел поступить как сознательный залмарец, а в итоге отправляется в тюрьму вместе с пойманной им шпионкой! Меньше всего в жизни он желал оказаться в казематах боли, где Сыны были способны добиться любых признаний с помощью пыток. Профессору пора было спасать себя любыми способами.

— Но я действительно не знаю эту девушку! Она пришла сюда полчаса назад, мы мало говорили! Она лишь спрашивала об академии, я ничего ей не сказал! Клянусь богом!.. Проявите же жалость!

Крепкий кулак командира врезался в скулу Ашарха, сбивая его с ног. Двое Сынов, которые все это время стояли молчаливыми тенями позади профессора, моментально подхватили ослабевшего мужчину и заломили ему руки, поддерживая в таком положении.

— Разве я позволял открывать рот?.. Приказ был подчиниться и идти!

Лицо командира потемнело, он махнул головой, и Аша отвели ближе к выходу, продолжая удерживать и связывая руки.

— Я никогда и ни к кому не проявляю жалость. Это черта бесхребетного отребья… Советую хоть вам не злить меня и не пытаться взывать к какому-то мифическому состраданию.

Последняя фраза брезгливо была брошена в сторону незнакомки, которая вся сжалась и напряглась как пружина, вот-вот готовая распрямиться. Показательное избиение Ашарха подействовало на нее угнетающе. Если она и планировала сопротивляться, то Сыны бы мгновенно смяли ее и отбросили, как соломенную куклу.

— Отпустите меня, я ничего не делала. Кто вы вообще такие?..

Командир отряда даже не стал отвечать на ее вопрос. Тяжелый бронзовый хопеш мгновенно оказался в руках Сына, лезвие блеснуло в лучах заходящего солнца. Окружившие незнакомку воины тоже схватились за оружие, но с места никто не двинулся, ожидая команды.

— Или идешь с нами по-хорошему или, клянусь Залмаром, твое тело перенесут в караульный дом по кусочкам, ифритская девка.

Аш широко распахнутыми глазами наблюдал за молчаливым противостоянием девушки и сосредоточенного воина. Преимущество было не на ее стороне, но она так долго тянула с ответом, что профессор действительно на секунду допустил мысль, что эта сумасшедшая особа собиралась атаковать отряд карательного ордена.

Видимо, здраво оценивавшая свои силы или же просто уверенная в собственной невиновности незнакомка через несколько секунд все же послушно завела руки за спину, позволяя их связать. Командир довольно ухмыльнулся, возвращая хопеш на место и быстро раздавая короткие четкие приказы. Двоих пленников обыскали, отбирая все вещи и оружие. У странной девушки оказались ножны с двумя кинжалами и целый пояс метательных ножей, что несказанно обрадовало главу отряда. Зачем студентке, поступавшей в академию, понадобилось такое вооружение?

Когда с формальностями было покончено, Сыны обступили двоих подозреваемых, и отряд покинул серые стены академии. У подножия лестницы стояли запряженные лошади, тянувшие за собой не обладавший излишней роскошностью экипаж для заключенных, на дверце которого был изображен герб двенадцатого ордена — скрещенный с ключом бронзовый хопеш на бордовом щите. Профессора и девушку посадили в тесную закрытую карету с полом и стенами, усиленными металлическими листами. Через крошечное решетчатое окошко едва можно было что-нибудь рассмотреть на улице, но всю дорогу Ашарха преследовали чужие взгляды. Ему казалось, что каждый простолюдин на улицах и площадях знал, кто сидел внутри этой кареты и, будь их желание, никчемного профессора закидали бы тухлыми овощами. Но едва ли хоть один прохожий обратил внимание на карету Сынов — здесь это было обычным делом.

А вот чужачка не сводила с Ашарха взгляд, полный ненависти.

Глава вторая Путь, пролегающий по отравленным венам Италана

Нет страшнее греха, чем не ценить жизнь, данную Залмаром.

Старший жрец Аз Ошензи. «О всяких дурных деяниях и нравственности»

Главный караульный дом исполинской крепостью захватывал половину проспекта Верности, располагавшегося прямо за Рыночной площадью Италана. Жители столицы предпочитали не ходить мимо мрачного, будто покрытого слоем копоти, здания, вокруг которого, по неясным причинам, постоянно летали рои мух. Зарешеченные окна бездушными дырами смотрели на прохожих, а острые пики на кованой ограде и лай сторожевых псов где-то на заднем дворе отпугивали не только детвору, но и непритязательных нищих. Однако как бы залмарцы ни опасались карающего ордена, как бы ни обходили стороной проспект Верности, никто не мог отрицать, что Сыны были единственной защитой Залмар-Афи от вездесущих шпионов и внутренних врагов страны. Если Пророк Бога являлся мудрой головой Залмар-Афи, а Башня — его сердцем, то карающий орден был сильными мозолистыми руками, которые никогда не боялись запачкаться в чужой крови и задушить на корню любую опасность, угрожавшую Владыке и его народу.