Караван в никуда - [14]

– Я и есть в мире живых, – сказал он. – И город ждет меня.

– Рудд…

Парень протянул кошель Аларику.

– Сможет ли мертвый отведать порошка?

Аларик покачал головой.

– Какая жалость, – сказал Рудд. – В городе предостаточно порошка.

Он завязал кошель и убрал.

– Порошка предостаточно в караване, – сказал Аларик. – Пойдем со мной обратно.

Он схватил Рудда за руку, чуть выше локтя.

Рудд резко остановился и уставился на руку Аларика.

– Совсем не иллюзия, – пробормотал он. Высвободил руку и оттолкнул менестреля. Отошел на пару шагов и достал из рукава кинжал. Сделал выпад в сторону Аларика.

Аларик отшатнулся в сторону, сдержав желание исчезнуть.

– Значит, ты можешь умереть дважды, – сказал Рудд, бросаясь вперед.

Спустя мгновение Аларик снова оказался на Севере. У его ног была каменная плита, та самая, с человеческими костями. Сделав глубокий вдох, он прыгнул обратно, оказавшись в десятке шагов позади парня.

– Рудд! – крикнул он. – Город не желает тебя видеть. Он послал меня, чтобы я увел тебя!

Парень резко развернулся.

– Лжец! – крикнул он, махая ножом. – Он всегда желал меня!

И Рудд снова развернулся и пошел на юг.

– Рудд!

На этот раз парень не ответил.

– Рудд, – тихо сказал Аларик. Долго глядел, как удаляется силуэт юноши, глядел на призрачный город на горизонте, недостижимый. Когда Рудд превратился в еле различимую точку на глади пустыни, Аларик вернулся к хижинам худых.

Пирос был в одиночестве, проверяя ремни на мешках с порошком. Когда Аларик пошел к нему, он поглядел на него.

– Он не стал возвращаться? – спросил Пирос.

Аларик покачал головой.

– Я и не думал, что вернется, – сказал Пирос и похлопал по шее верблюда. – Уходим, сейчас же. Мы и так слишком задержались.

– А сборщики? – спросил Аларик, глядя по сторонам.

– Сбежали, – ответил Пирос. – Может, к принцу, чтобы рассказать о нашем волшебстве, если осмелятся. Думаю, он все на порошок спишет. Может, просто в пустыне, ждут, пока мы уйдем. Без разницы. Нам они больше не нужны. На этот раз у нас порошка достаточно. Готов поспорить, до следующего года они все забудут.

– А я и ты?

– Вернемся в деревню и продолжим наш путь. Возьми-ка немного козлятины на завтра.

Аларик срезал несколько полос мяса с костей и убрал в мешок, в котором до этого был хлеб. Привязал к веревкам на боку Фолеро. Когда закончил, Пирос уже сидел верхом на верблюде.

– Как думаешь, многие ли еще знают про это? – спросил Аларик, пока Фолеро опускалась на колени, чтобы он сел в седло.

– Без разницы, – сказал Пирос. – Они пойдут за тем, кто вернется.

Скривил губы, но не в улыбке.

– Думаешь, меня в первый раз убить пытаются?

Аларик нахмурился.

– Промысел богатый, – продолжал Пирос. – По окончании всегда хорошо платят. Но иногда кому-нибудь хочется получить еще больше. До сегодняшнего дня Ганио всегда был на моей стороне. Я думал… ну, не важно, что я думал. Фолеро тебя ждет.

Аларик сел в седло, и верблюдица рывком встала, неуклюже и в то же время грациозно. Он уже к такому привык.

– Ты оставляешь здесь своего сына, – сказал он. – Может, вдвоем мы бы его уговорили.

– Нет у меня сына, – сказал Пирос и дернул поводья. Верблюд двинулся на север. Другие, привязанные веревками, зашагали следом. Пирос оглянулся и махнул рукой Аларику.

– Но это можно поправить позже, – добавил он.

Аларик ехал позади небольшого каравана и никак не мог отделаться от мысли, что Пирос имел в виду не то, что заведет себе другую жену, молодую.

На следующий день они все так же шли на север, и каждый раз, как менестрель оглядывался, он видел позади призрачный город, манящий. Он остался с Пиросом, стараясь не думать о парне, который пошел на зов, но никогда не достигнет города. Слова песни уже складывались в его голове, трагической сказки, которую хорошо петь длинными зимними ночами у пылающего очага, далеко, очень далеко от этих пустынь. Когда-нибудь он сможет спеть ее, не думая, что еще можно было сделать, чтобы у песни был другой конец.