Караван специального назначения - [43]

Старик кивнул с важным видом.

— Вы разъясняете людям смысл жизни, — продолжал Ахмед Али, — и, когда они не знают, как им поступить, они обращаются за советом к вам.

Старик снова кивнул.

— Но ведь ни вы, ни другие почтенные люди, пришедшие сюда, не знают того, чему учат в школах, не умеют читать по-английски и не помнят имена и годы жизни бывших царей неверных и прочую бесполезную чепуху. И никому эти знания не нужны. Не о мусульманской науке заботится Аманулла-хан. Иначе не стал бы эмир казнить улемов.

По залу прокатился одобрительный рокот, и Ахмед Али повысил голос. Он страстно говорил об уничтожении лунного летосчисления, об отмене приветствия «Салям», узаконенного пророкам, о том, что Аманулла-хан против заповеди пророка об обязательном ношении усов и бороды.

— Вы хорошо знаете, — закончил оратор, — что требуется от вас. Идите к тем, кого беспокоит будущее нашей священной земли. Расскажите им правду о преступном эмире и помните — веру нужно защищать с Кораном и мечом в руках.

Когда зал опустел, Джаббар, почтительно глядя на Ахмеда Али, сказал:

— Вы были просто великолепны!

— Ты считаешь, я убедил их? — удовлетворенно спросил Ахмед Али.

— В этом нет ни малейшего сомнения, — воскликнул Джаббар.

— И они действительно поверили в то, о чем я говорил?

— Это не самое главное, — ухмыльнулся Джаббар. — Главное, они поняли, как нужно защищать свои интересы.

Он провел рукой по бороде, поправил халат и добавил:

— Согласитесь, Аманулла-хан поступил с ними жестоко. Эмир, конечно, человек умный, но здесь он явно просчитался. Раньше муллам и муэдзинам платили из государственной казны, а теперь они сами должны работать и добывать себе средства на жизнь. А к этому трудно привыкнуть. Будьте покойны, каждое ваше слово они разнесут по всему северу Афганистана.

— Ладно, — небрежно махнул рукой Ахмед Али. — Будем считать, что с этим покончено. Теперь займемся караваном…

Глава пятая

Широкая наезженная дорога кончилась, и теперь караван медленно двигался через узкое ущелье, по которому едва могли пройти верблюды. А когда уже казалось, что самое трудное позади, отряд вышел на карниз, под которым зияла казавшаяся бездонной пропасть.

Как обычно, Гоппе ехал во главе растянувшегося на полкилометра каравана, а Чучин замыкал процессию.

Три глухих удара раздались один за другим из самых недр земли. Конь испуганно рванулся, и Иван с трудом удержал его.

Метрах в десяти перед Чучиным дорога делала крутой поворот. Караван уже скрылся за изгибом. В поле зрения остался лишь один погонщик, ехавший на своей бурой приземистой лошаденке позади нагруженного двумя яхтанами верблюда.

Внезапный грохот оглушил Ивана. Сильнейший толчок едва не выбил его из седла. У жеребца подкосились ноги, и он опустился на колени. Иван с силой сжал шенкеля и обхватил жеребца за шею. Конь медленно поднялся и, трясясь всем телом, прижался к стене.

Гора гудела и дрожала. Сверху сыпались камни. Сначала небольшие, затем величиной с голову верблюда. Погонщик соскочил с лошади, Иван сделал то же самое.

Камни рушились на карниз и на боковую стену как раз в том месте, где дорога делала изгиб. Верблюд испуганно рванулся вперед, к изгибу, увлекая за собой погонщика, безрезультатно пытавшегося его удержать. На самом изгибе погонщик отступил, не удержался на ногах и, взмахнув руками, полетел в пропасть.

Чучин рванулся к обрыву, но новый град камней заставил его присесть и прижаться к стене. Камнепад кончился так же внезапно, как начался. Внизу, в ущелье, еще слышался гул падающих осколков, а сверху с легким шорохом сыпались тоненькие струйки мелкого песка. Иван некоторое время сидел не двигаясь, оглушенный внезапно обрушившейся на него тишиной, затем осторожно встал, осмотрелся.

Положение было хуже некуда. От подземных толчков скала треснула, отделившийся от нее обломок перегородил путь так, что перебраться через него даже без коня не было никакой возможности.

Он подошел к краю обрыва и заглянул вниз. Там, на расстоянии чуть больше человеческого роста, находился небольшой выступ. У самого его основания, припорошенный песком и мелкой пылью, недвижно лежал погонщик.

«Может, жив еще, — мелькнуло в мыслях. — Надо бы спуститься, помочь… Если даже и погиб, не оставлять же его здесь. Не по-людски как-то…»

Пока Иван обдумывал, как следует поступить, рука погонщика шевельнулась, с нее ссыпался в пропасть ручеек песка и мелкого щебня.

— Эй! — обрадованно крикнул Иван. — Ты жив? — И он тут же отпрянул назад, спасаясь от града мелких острых камушков, сорвавшихся сверху от звука его голоса.

Когда Чучин ползком снова подобрался к краю пропасти, погонщик уже сидел, осторожно отряхиваясь. При каждом его движении вниз срывались мелкие осколки, и он настороженно замирал, выжидая. Завидев Ивана, приложил палец к губам и попытался встать, но щебень под его ногой все сыпался и сыпался.

— Погоди, — шепнул Чучин и, мигом вернувшись к лошади, снял сбрую, связав ее в длинный ремень. Подергав, проверил, выдержит ли он вес человека, и снова подполз к обрыву.

— Держи, — аккуратно опустил он конец вниз. Погонщик, не вставая, обмотал ремень вокруг запястья и жестом показал, что можно тащить. Иван уперся ногами в каменную почву и медленно попятился. Вскоре, облокотившись на свободную руку, погонщик перевалился через край обрыва. Некоторое время он лежал, переводя дыхание, затем встал, и к нему вернулась обычная невозмутимость.