Караван специального назначения - [25]

— Если мы начнем теперь убивать друг друга, — с жаром говорил мулла, — если кровь афганских солдат оросит наши поля, это будет на руку англичанам и всем нашим врагам.

Аманулла-хан внимательно слушал речь муллы. Он стоял, плотно сжав полные губы.

— Не распри нам нужны, не раздоры, а единение и мир, — продолжал оратор. — Мы должны забыть о личных интересах и старых счетах во имя процветания великого и древнего государства Афганистан, — патетически закончил мулла, воздев руки к небу.

Одобрительные возгласы раздались вокруг. Аманулла-хан насупился.

— Вы полагаете, — спросил он муллу, — что во имя процветания Афганистана следует бросить будущее на произвол судьбы?

— Не бросить на произвол судьбы, — почтительно поправил его мулла, — но вручить в надежные руки опытного и искусного политика, брата вашего покойного отца. А если вы будете в чем-то не согласны с ним, — мулла обращался уже не к одному Аманулле-хану, а ко всем присутствующим в зале, — что ж, я уверен, он не откажется обсудить с вами любой спорный вопрос.

— Например, вопрос о наказании убийц эмира? — ледяным тоном спросил Аманулла-хан.

— Но ведь убийцы не найдены! — удивленно воскликнул мулла. — В таких вещах нельзя торопиться. Легко допустить ошибку. Слава аллаху! Насрулла-хан достойнейший человек. Он вне всяких подозрений.

— Увы! — печально вздохнул Аманулла-хан. — Факты говорят нам другое. Единственное, что движет сейчас мною, — забота о благосостоянии нации. Я всегда ставил это выше своих личных интересов.

— Готов поклясться, что это правда, — подтвердил горячо молодой офицер, — мы верим Аманулле-хану и пойдем за него на смерть, если потребуется. Только он будет нашим эмиром.

— Насрулла-хан хочет независимости для Афганистана. Это верно, — спокойно начал говорить Аманулла-хан. — Он хочет, чтобы никто не вмешивался в наши дела. На это мне тоже нечего возразить. Но к чему стремится Насрулла-хан? Он мечтает, чтобы мы жили, как пятьсот лет назад. Хочет отгородиться от всего мира, сохранить рабство, возродить порядки средневековья. Аллах милостив, и надеюсь, этого не случится. Народы ислама достойны лучшей жизни. Нет, Насрулла-хан не принесет счастья Афганистану, — продолжал Аманулла-хан, и его голос, звучал теперь еще звонче и увереннее.

— Подумайте, в какую бездну толкаете вы свой народ, — снова вмешался седобородый мулла.

— Если наша воля будет твердой, — убежденно заявил Аманулла-хан, — Насрулла-хан не решится вступить в открытое соперничество и откажется от своих притязаний. У меня нет никаких сомнений, что войны не будет. Арсенал и государственная казна в наших руках. В Джелалабаде нет даже достаточных запасов продовольствия. Наши потомки не простят нам, если мы в такой момент проявим малодушие, недостойное истинных афганцев..

Теперь уже никто не колебался. Фирман Насруллы-хана был отвергнут. Через два часа войска кабульского гарнизона были выстроены перед дворцом для принесения присяги новому эмиру Афганистана Аманулле-хану. Столица приветствовала его орудийным салютом.

Толпы ликующих, празднично одетых людей стекались по извилистым кабульским улицам ко дворцу, где происходила коронация.

Аманулла-хан в простой военной форме поднялся по ступенькам к трону и сказал:

— Если на то воля аллаха, с сегодняшнего дня Афганистан будет независим как в своем внутреннем управлении, так и во внешних сношениях с иностранными государствами. С сегодняшнего дня мы начинаем борьбу за свободу.

Обнаженная сабля эмира висела на портупее:

— Я не вложу саблю в ножны до тех пор, пока не отомщу за убийство отца! — поклялся Аманулла-хан.

Глава четвертая

Рано утром красноармейцы отправились в общественную баню. Это было большое просторное помещение с высокими потолками и бассейнами, наполненными горячей водой. Услужливые банщики мастерски, по всем правилам восточной науки делали желающим массаж, парикмахер проворно брил, без мыла и остро отточенной бритвой.

— Теперь бы, — мечтательно произнес Гоппе, — посидеть где-нибудь в тихом месте и выпить чаю.

Отправились в чайхану, где, несмотря на ранний час, уже сидели несколько завсегдатаев. Хозяин, на редкость добродушный толстяк в красной феске, возился около огромного пузатого самовара.

— Ребята, — воскликнул Иван, — а самовар-то, бьюсь об заклад, — тульский.

— Самовар-то у него тульский, да только чай зеленый, — ехидно заметил Гоппе. — Да еще без сахара.

— Спроси, — подмигнул Иван переводчику, — может быть, у него для нас черный чай найдется.

Баратов перевел. Любезный толстяк неодобрительно покачал головой и что-то невнятно пробормотал.

— Обиделся, — объяснил Баратов. — Решил, что мы над ним подшутить вздумали. Такие приличные господа, говорит, и вдруг черный чай просят. Так что, хотите — не хотите, а придется вам теперь к зеленому чаю привыкать, — положил он руку Чучину на плечо.

— А Ивана это теперь меньше всего заботит, — хитро улыбнувшись, сказал Гоппе.

— Почему? — попался на его удочку переводчик. — Иван, по-моему, большой любитель почаевничать.

— Был любителем, — многозначительно поднял кверху указательный палец Гоппе. — А теперь новый приятель приучил его пить вместо чая какую-то бурду.