Караул под «ёлочкой» - [47]

— Наверное, вы правы, — Ульяна понимающе склонила голову. — Но ведь и в белых перчатках это дело не распутаешь…

— Да, в грязи нам с вами придется покопаться изрядно, — с брезгливой гримасой согласился Макарьев. — Но сегодня… Сегодня давайте просто отдыхать и говорить о чем-нибудь приятном. Уговор?

— Уговор, — глаза Ульяны снова весело блеснули. — Тогда о чем будем говорить?

— Расскажите мне о себе, — попросил Макарьев. — Я вот совершенно ничего о вас не знаю…

— А я — о вас, — Ульяна улыбнулась. — Что-то на меня совсем непохожее: гулять под руку по вечернему городу с абсолютно незнакомым молодым человеком.

— Так уж совсем и незнакомым? — не поверил Макарьев.

— Не скрою, — Ульяна подняла на него смеющиеся глаза, — смутные слухи о ваших подвигах, Антон, доходили до роты связи… Но это были, наверное, очень преувеличенные слухи?

— Поэтому мне ничего не остается, как рассказать о себе всю правду, — в тон ей закончил Макарьев.

И они отправились гулять. Антон рассказывал веселые истории из своей студенческой жизни. Ульяна смеялась и в ответ рассказывала свои смешные истории. Так, весело болтая, они сходили к Сырдарье, а потом долго бродили по улицам вечернего города, пока Ульяна твердой рукой не изменила их маршрут и они не оказались у дверей женского общежития.

Ущербная желто-голубая луна висела над городской телебашней, чем-то напоминающей металлический скелет огромной ракеты. Высокое небо было усеяно мириадами звезд, похожих на рассыпанный по черному бархату золотой песок. Прилетевший с севера прохладный ветерок мягко и нежно шелестел в листве невысоких деревьев.

Макарьев, исподтишка бросая короткие взгляды на Ульяну, любовался идущей рядом девушкой. Ульяна была не просто красива. Антон интуитивно чувствовал в ней что-то свое, родное, домашнее, но одновременно свободное и грациозное. Ее лицо было по-особенному нежным, чистым, лучилось добротой и очарованием. Даже сейчас, в сумерках, лейтенанту было тепло и солнечно от лучистых глаз девушки, от ее длинных черных ресниц, окаймляющих большие и озерно-чистые голубые глаза. Сердце сладко сжималось, подчиняя свой ритм нежному тембру ее голоса.

Ульяна отпустила локоть Антона и посмотрела на светившиеся окна второго этажа:

— Моя соседка уже вернулась домой. И, наверное, меня ждет. Мне пора идти, Антон.

— Может, еще погуляем? — Макарьеву никак не хотелось расставаться.

— Становится прохладно, — Ульяна зябко повела плечами. — Да и поздно… Который, кстати, час?

Антон поднес часы к лицу:

— Детское время — половина двенадцатого.

— Половина двенадцатого?! — испуганно охнула Ульяна. — Антон, как же вы будете добираться домой?

— Ерунда, — отмахнулся Макарьев. — Ровно в полночь до сто тринадцатой площадки идет попутный автобус. Я как раз успеваю.

Несколько секунд они стояли молча, глядя друг другу в глаза.

— Это был очень хороший вечер, Антон, — наконец, нарушила молчание Ульяна. — Спасибо.

Макарьев осторожно взял пальцы ее рук в свои ладони:

— Это был чудесный вечер, Уля. Наверное, самый замечательный в моей жизни.

Ульяна осторожно освободила пальцы из его рук и шагнула к двери:

— До свидания, Антон.

— Уля, — Макарьев сделал шаг следом.

Ульяна обернулась. Ее лицо оказалась рядом с лицом Макарьева.

— Уля, можно я завтра зайду к вам на командный пункт? — Антон задохнулся от жаркого волнения.

— Конечно, можно, Антон, — уголки губ девушки снова тронула озорная улыбка. — Приходите где-нибудь ближе к обеду. Нам ведь еще нужно найти вражеского шпиона, вы не забыли?

И они оба весело рассмеялись.

19

2 сентября 1988 года.

Космодром Байконур, вторая площадка.

Монтажно-испытательный корпус 1А.

Следующее утро началось для Антона Макарьева с работы на грузовом космическом корабле «Прогресс». Проверки бортовых систем грузовика шли непрерывным потоком, и только ближе к полудню у Антона появилось время, чтобы немного отдохнуть. Макарьев внимательно оглядел монтажный зал и направился к соседнему стенду, на котором готовили к консервации запасной корабль «Союз ТМ». Среди работавших около космического корабля гражданских специалистов и офицеров лейтенант заметил худощавую фигуру капитана Лопатина.

Этой весной капитану Александру Лопатину исполнилось тридцать два года. Это был среднего роста крепко сбитый человек со скуластым и несколько удлиненным лицом. Крупный прямой нос и тонкие, бледные и почти незаметные губы с чуть загнутыми вниз кончиками придавали его лицу выражение вечной насупленности и недовольства окружающим миром. Лопатин славился в части своим спокойным и флегматичным характером. Его редко видели улыбающимся, но еще реже видели раздраженным или повышающим голос на кого-нибудь из подчиненных. Даже разносы провинившимся солдатам и младшим офицерам Лопатин умел устраивать ровным и бесстрастным тоном. Но этого расчетливого и беспощадно точного в оценках бесстрастия многие опасались гораздо больше, чем горячей эмоциональности подполковника Глуховцева.

Несмотря на внешнюю сухость, на деле Лопатин был очень дружелюбным человеком, близко принимавшем к сердцу и радости, и горести коллег по службе. Как-то само собой сложилось, что ближе всего он сошелся именно с офицерами отделения систем жизнеобеспечения. В небольшом кабинетике Лопатина на четвертом этаже испытательного корпуса, невзирая на продолжавшуюся полным ходом в стране антиалкогольную кампанию, изредка собирались выпить разбавленного водой спирта и офицеры полка, и офицеры из управления дивизией. Постепенно к этим посиделкам присоединились и гражданские спецы. Бывало, что «на огонек» к Лопатину заглядывали подполковник Глуховцев и майор Бехтерев.