Карательная медицина - [8]

.

Хотя трибунал не ссылается на временную инструкцию от 23.7.1918 года, мы думаем, что именно на ее основании он вынес свое решение. М. Спиридонова и стала бы, по-видимому, первой жертвой карательной медицины, если бы ей не удалось бежать. В ночь на 2 апреля 1919 года она по подложному пропуску вышла из Кремля, где содержалась под стражей, и скрылась. Под именем Пелагеи Семеновны Онуфриевой она занималась подпольной деятельностью. В октябре 1920 года вновь была арестована и заключена в Бутырскую тюрьму, и только после этого помещена в психиатрическую больницу, где пробыла до 18 октября 1921 года. Пребывание Спиридоновой в больнице даже правительственными учреждениями рассматривалось как мера репрессивная, а не медицинская, в которой она на самом деле не нуждалась. Это явствует из приведенного ниже документа — справки Секретного отделения ВЧК[25]. 

Заместителю председателя ВЧК тов. Уншлихту

Справка

Во исполнение постановления Политбюро ЦК РКП от 13 сентября с.г. об освобождении М.А. Спиридоновой Президиум ВЧК 15 сентября постановил Спиридонову освободить под поручительство общественных деятелей. 16 сентября отобраны подписки с поручительством от левых социал-революционеров Штейнберга[26] и Бокала[27]. 18 сентября Спиридонова выдана из больницы (курсив наш — А.П.) на руки Шрейдеру[28], который поместил ее в одном из домов отдыха на ст. Малаховка.

На первые две-три недели, пока Спиридонова освоится с новой обстановкой, освобождена под честное слово для ухода за ней А. Измайлович[29].

17 октября 1921 г.

Уполномоченный V отделения Секретного отдела ВЧК Дерибас 

Комментарии излишни: могли ли Политбюро ЦК РКП и Президиум ВЧК решать только медицинские вопросы о необходимости стационарного лечения М.А. Спиридоновой? Разумеется, нет. Руководство чекистов «больничными делами», выписка ее под поручительство однопартийцев свидетельствуют о том, что к Спиридоновой относились именно как к политическому противнику, а не просто больному человеку, и меры к ней применялись карательные, хотя и прикрывались психиатрической больницей, «санаторием».

К сожалению, нам неизвестно, подвергалась ли она какому-либо «лечению» в психиатрической больнице. Какая это была больница? Да и дальнейшая ее судьба нам тоже неизвестна.

Другой известный нам случай применения принципов карательной медицины произошел спустя три года после суда над М. Спиридоновой.

Советскую делегацию на Генуэзской конференции 1922 года возглавлял известный советский дипломат коммунист Г.В. Чичерин. В числе прочих, на конференции разбирался вопрос о пропорциональном представительстве в Советах всех слоев населения, в том числе и мелких предпринимателей. Твердую позицию заняла в этом вопросе американская делегация. Чичерин решил пойти на уступки. 20-го января 1922 г. он пишет В.И. Ленину: «...если американцы будут очень приставать с требованием Representative Institutions, не думаете ли, что можно было бы за приличную компенсацию внести в нашу конституцию маленькое изменение...?» На полях этого письма В.И. Ленин пишет «сумасшествие!!»[30]. Сумасшествие ли? Поведение Чичерина — великолепная характеристика цинизма и беспринципности коммунистов. Это яркий пример продажного политиканства, но вовсе не свидетельство душевной болезни наркома Чичерина! (Кстати, примеров подобной беспринципности еще больше можно найти у самого Ленина.) 

Его высказывание на полях чичеринского письма можно было бы посчитать обиходным выражением, если бы... 

Т. Молотову

(Для членов Политбюро)

Я сейчас получил два письма от Чичерина (от 20 и 22). Он ставит вопрос о том, не следует ли за приличную компенсацию согласиться на маленькие изменения нашей Конституции, именно представительство паразитических элементов в Советах. Сделать это в угоду американцам.

Это предложение Чичерина показывает, по-моему, что его надо

1) немедленно отправить в санаторий, всякое попустительство в этом отношении, допущение отсрочки и т. п. будет, по моему мнению, величайшей угрозой для всех переговоров...^[31] 

Это уже очень напоминает карательную медицину! Но можно, можно еще расценить позицию Ленина как аффект или как проявление добрых чувств и товарищеского отношения к соратнику по борьбе, но ... 

т. Молотову

для всех членов Политбюро:

Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен и сильно. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий.

24.1.1922 г. — Ленин[32]. 

Это уже похоже на наши 70-е годы! Аргументация — два письма, «которые явно доказывают, что он болен», методы сослать «тотчас» и «насильно» (причем курсив В.И. Ленина). А санаторий? Не тот ли, в котором была Мария Спиридонова?

Непосвященному читателю надо заметить, что для всех поколений советской власти Ленин представлялся как непогрешимый святой, а любое его высказывание трактовалось как откровение мудрости. Его труды до сих пор не подлежат официальному критическому разбору или ревизии. Поэтому даже такие в целом незначительные высказывания по поводу Г.В. Чичерина могли стать теоретической базой и идейной опорой будущей карательной медицины. То, что основоположником теории (а возможно, и практики) карательной медицины в СССР стал сам основоположник советского государства — факт знаменательный. Он лишний раз подчеркивает кровное родство и органичную совместимость карательной медицины и коммунистической власти.