Карантин - [10]

– Надеюсь, ты права, – наконец отвечает Оливер.

Позже нам приносят пиццу на ужин. Кто б знал, что на карантине так вкусно кормят? Одна из сотрудниц ЦКЗ после ужина вновь проверяет мои показатели, и я невольно спрашиваю себя, не повлияет ли горячая пицца на температуру. Когда она говорит: «Норма» – и переходит к Оливеру, остается лишь разочарование.

На руку Оливера надевают манжету, а в рот суют термометр, но тот едва поднимает взгляд от телефона. Он возился с ним весь вечер.

Сотрудница снова говорит «Норма», но он ее не слышит. Та явно раздражена и торопится, так что срывает манжету и выдергивает термометр у него изо рта.

Оливер вскидывает пораженный взгляд, но сотрудница уже успевает уйти. Остается лишь потирать нижние зубы.

– Ох, – тихо говорит он и снова тянется к телефону, но замечает, что я за ним наблюдаю. – Сеть тут ужасная! Чат не обновляется, даже с вай-фай. Зато эсэмэски мамы каким-то образом приходят, – он нервно смеется.

Надо сказать ему, что проблема не в сети, но мне не хватает духу или сил, чтобы помочь ему справиться с очередной панической атакой. Я снова включаю телефон, но у меня нет сообщений ни от кого, кроме дуры Голди, в последнем из которых – коала с огромной повязкой на пушистых ушах. Отлично, Голди переживает о моем карантине сильнее, чем моя собственная мать.

Оставшуюся часть вечера я смотрю телик, пока его не выключают в десять. Немного дремлю, но нас будят каждые два часа для проверки показателей. Во время этих проверок Оливер едва просыпается, но в конце концов поворачивается ко мне, и я машу ему рукой.

Он смотрит несколько пораженно и спрашивает:

– Ты разве не устала?

Я сминаю в руке одеяло.

– Чем скорее засну, тем скорее придется вставать и ехать домой.

– Придется?

Представляю, как горько это звучит.

– Ага, типа того.

Секунду он смотрит на меня, потом зевает.

Не могу удержаться от вопроса:

– А ты почему так спешишь попасть домой?

Оливер ерзает.

– О, ну, вчера была вечеринка. Она уже кончилась, но я все еще надеюсь повидаться кое с кем, когда приеду, если получится, – он робко смотрит на меня.

– Конечно же, дело не обошлось без тупой девицы, – бормочу под нос, но койка Оливера так близко, что он все слышит.

– Спокойной ночи, Флора. – Он кажется обиженным, что раздражает меня еще сильнее. От этого я чувствую себя совсем ужасно.

Примерно в десять утра сотрудник ЦКЗ приносит нам рогалики. Кажется, Оливер напевает, пока ест, что приводит меня в непонятную ярость.

Вскоре после этого всем разрешают вернуться назад в аэропорт, и пассажиры начинают шутить и смеяться, а я – чувствовать легкую панику из-за того, что ночь прошла так быстро. Ужас копится внутри словно свинцовый груз.

Остаемся только мы с Оливером. Сотрудница останавливается рядом для последней проверки, но, очевидно, ей все это уже наскучило. Она смотрит на экран телика, где теперь транслируют какой-то европейский футбольный матч. Прежде чем осознать, что делаю, я вынимаю термометр изо рта, тру его меж ладоней, затем снова сую обратно.

9. Оливер

Я озадаченно смотрю на Флору. Когда термометр пикает, работница ЦКЗ выглядит пораженной. Она тоже смотрит на Флору и устало вздыхает.

Мой рот открывается, собираясь сказать работнику все, что я только что видел, но Флора ловит мой взгляд и яростно трясет головой.

– Но ты… – начинаю.

Не знаю, что я на самом деле хотел сказать. Закончить предложение так и не получается, потому что Флора внезапно хватает меня за рубашку, тянет к себе и целует.

В губы.

Все вокруг замирают от удивления, а сотрудница снова вздыхает.

– Для вас обоих официально начинается тридцатидневный карантин.

10. Флора

Оливер быстро отшатывается от моего поцелуя. Зеленые крапинки в его голубых глазах снова совсем рядом. Эти глаза напоминают мне вид из окна в весенний день и прохладный ветер на лице.

Он все отодвигается от меня, продолжая пятиться, пока не упирается в угол койки. Рот у него открывается и закрывается, но он не издает ни звука, ни слова.

Я даже немного ожидала громкого визга сирен, рева воздушной тревоги – чего-то мощного и шумного. Ну или хотя бы беготни, паники и криков. Но слышу лишь громкий стук собственного сердца в ушах. Сотрудники ЦКЗ спокойно передвигаются вокруг с планшетами, шепотом делая короткие звонки. Странно, что с нами никто не разговаривает. Мне кажется, кто-то должен нам что-либо сказать, чувствую себя подопытной мышью в лаборатории. Интересно, нет ли тут где-нибудь брошюрки «Итак, вы отправляетесь в карантин на тридцать дней» или чего-то подобного?

Оливер все еще пялится на меня из угла своей койки. Слышу, как в его кармане вибрирует телефон, но он то ли не чувствует этого, то ли ему плевать. Он просто продолжает на меня смотреть.

Наконец у него вырывается какое-то слово, но так тихо, что, будь он дальше, я бы не расслышала.

– Зачем? – хрипло спрашивает он.

Я ничего не отвечаю. Хотела бы я знать и дать ответ.

11. Оливер

Хочется спихнуть ее с койки, или снова поцеловать, или прополоскать рот кислотой, или позвонить Келси. Хочу знать, что творится в голове у Флоры и Келси. Хочу переиграть свой первый поцелуй.

Воздух в помещении кажется очень спертым, возникает желание встать с койки, но не могу, потому что на ней сидит Флора, а я не хочу больше никогда ее касаться. Мой первый поцелуй должен был быть с Келси, я должен был пойти с ней на вечеринку вчера вечером, а теперь не увижу ее тридцать дней, а это все равно что тридцать лет.