Каракумы. 45° в тени - [7]

— Не отравится? — насторожился чабан.

— Нет. Тонизирующий напиток.

Пустую бутылку повар горлышком воткнул в песок, а сам, принимаясь за чай, наблюдал за псом, который понюхал напиток, но не притронулся.

— Если собака не пьет, значит, гадость, — сделал вывод чабан.

— Да нет, я пил — ничего.

Помолчали.

— А вы знаете, что овца самое древнее на земле животное? — заговорил Аман, чувствуя, что пауза начинает затягиваться. — Из домашних, конечно.

— Откуда ты знаешь? — чабан недоверчиво посмотрел на повара.

— Пишут. Считается, что овца приручена человеком около двенадцати тысяч лет назад. Раньше собак.

При слове «собак» Акбай посмотрел на повара.

— Все понимает, — удивился повар. — Только не говорит.

— И слава аллаху, — сказал чабан.

— Слава аллаху, — согласился повар, с опаской взглянув на пса. — В Северном Ираке, — он внимательно посмотрел на звездное небо, — это вот там, — показал он рукой направление, — найдены кости овцы, которым двенадцать тысяч лет. Англичане подсчитали, что с древних времен одна овца в среднем кормит и одевает трех человек. Шерсть теплая, мясо вкусное, кожа мягкая, сыр…

— Слышишь? — Довлет-ага повернулся к Оразгельды. — А вы все на стройку бежите, в город.

И чабан опять замолчал, уставившись на огонь.

— О чем задумались, яшули? — спросил повар.

— Разве не о чем? — вяло отозвался Довлет-ага. — Как не задуматься, когда такое в мире творится. Раньше как было? Раньше сын у отца мог всю жизнь учиться. А теперь? — Он тяжело вздохнул. — Дети так далеко от нас оторвались, что им и совета не у кого спросить. Это неправильно.

— А как же прогресс? — вмешался Оразгельды. — Не будет прогресса, если дети не станут умнее отцов.

— Будьте умнее, я не против. Я только вот что хочу сказать: познания сына образовали между нами пропасть. Мой опыт и опыт всех наших предков для него бесполезен. Разве это правильно?.. У нас в роду все скотоводы. Мы веками овец пасем, всегда на земле. А он под землей копается.

Чабан взял кусок причудливо изогнутого саксаула и подбросил в догоравший костер.

Кратер, из которого вырывался газ, продолжал расти. Вокруг него стояли четыре буровые вышки.

Круглов вошел в вагончик прорабской. Там была одна Вера. Она заполняла наряды.

— Бердыев из треста вернулся?

— Да.

— Значит, летучка будет.

Круглов сел на стул, снял брезентовый сапог, вытряхнул из него песок. Затем, не торопясь, стянул второй сапог.

— Мог бы этим заняться где-нибудь в другом месте, — сказала Вера. — Я все-таки женщина.

— Я хочу спросить тебя, женщина: это ты придумала мотать изоляцию без очистки труб?

— Я, — с вызовом ответила Вера.

— Ты — лаборантка и должна контролировать нас, а ты вместо этого сама призываешь нарушать технологию. Неужели на душе спокойно, когда ты липу подписываешь?

— Что это ты о душе? Впервые вижу, чтобы поп на стройке завелся.

— Неплохо было бы завести для такого случая. Напакостил человек и пошел к батюшке исповедоваться, грехи снимать. Очистил душу вместо трубы.

— Не умничай. Трубы новые, пленка прилипает и без очистки.

— Везде?

— Если установка проработает хотя бы пять лет без аварии, хотя бы пять лет, то сдача объекта в срок оправдает такое отклонение.

— А если через пять лет при аварии пострадают люди? — Круглов закурил.

— Через пять лет… Ты посмотри, что сейчас делается, — кивнула Вера в сторону ревущего факела.

— Ты хочешь сказать, все равно потоп. Вернее, пожар. Все равно наш комплекс теперь никому не нужен. Не сегодня, так завтра свернут строительство, и никому никакого дела не будет до того, как мы выполняли план. Я правильно тебя понял?

— Юсуп приехал? — В вагончик вошел еще один бригадир.

…Через полчаса в прорабской собрались все бригадиры, началась летучка.

— Странная картина, — говорил Юсуп, листая сводки. — За эти два дня, пока меня не было, почти во всех бригадах — сто тридцать процентов, а вот у Круглова всего девяносто. Чем объяснить такую разницу?

— Наша бригада очищает каждый сантиметр трубы. Вручную, — сказал Круглов.

— Другие тоже механизмов не имеют. Я только сегодня привез запасные кольца.

— Другие изолируют без очистки, — возразил Круглов. — Поэтому у них сто тридцать.

— Вера, это правда? — спросил лаборантку Бердыев.

— Я настояла на этом.

— Зачем?

Потупившись, Вера молчала.

— Никто ведь не заставлял тебя брать на себя так много, — заметил Круглов.

— Есть люди, — сказала Вера, — которые тащат на себе очень много. А сверху еще бабу с ребенком сажают, хоть ноги гнутся. А есть такие, что ничего принять на себя не хотят. Они чистенькие всегда и правы во всем.

— Ты хотела помочь мне… — покачал головой Юсуп.

Собравшиеся молчали.

У Веры на глазах появились слезы.

— Соедини меня с управляющим трестом, — попросил радиста начальник участка. — Говорит Бердыев.

— Я слушаю, — раздался голос Проскурина.

— Прошу освободить меня от занимаемой должности.

— Ты что, с ума сошел?! — сорвался на крик Проскурин. — Что там еще случилось?

— Я не соответствую занимаемой должности.

— Объясни, в чем дело.

— Просто не соответствую.

Юсуп подошел к Круглову, отдал ему микрофон и вместе с Верой, обняв ее за плечи, вышел из вагончика.

— Сейчас же объясните, в чем дело… Бердыев, вы слышите? Что там у вас случилось? — гремело в динамике. — Ответьте же, черт возьми! Ответьте сейчас же…