Караджале - [88]

Все это вместе и называется в Румынии «демократической системой».

«И эта полукультурная, или в лучшем случае ложно-культурная, олигархия, настолько же неспособная к продуктивному мышлению, насколько она жадна на привилегии и почести, присваивает себе всю власть в государстве. Она же с жестокой и возмутительной наглостью отрицает за крестьянством (огромной послушной массой — производительницей всех наших богатств) всякое, даже консультативное, право вмешательства в общественные дела под предлогом, что крестьяне якобы невежественны и не обладают политической зрелостью. Поделенная на две банды, претенциозно именующие себя «историческими» — либералов и консерваторов, — банды страшнее, чем варварские орды, без страха перед законом и без страха божьего, — эта олигархия законодательствует, администрирует, попирает законы, которые она же издала еще вчера, и завтра те, которые изданы сегодня, чтобы послезавтра и от них отказаться, без чувства преемственности и безо всякой системы, кроме той, которую требует мгновенное совпадение ее интересов и стремлений увековечить эту священную организацию, именуемую у нас демократией».

Мы привели эти выдержки из статьи Караджале, чтобы показать решительность и беспощадность его общественного анализа. Уже первый фрагмент «1907 года» исполнен такой правдивости и такого широкого охвата всей сути проблемы, каких румынская публицистика доселе еще не знала.

«БЕДЛАМ ВИЗАНТИЙСКИХ ИНТРИГ»

Написав свою статью и опубликовав ее в венской газете, Караджале не успокоился. Он разослал экземпляры газеты своим друзьям в Румынию в сопровождении оригинала на румынском языке и просьбы опубликовать статью и в каком-нибудь отечественном издании. Чувствуется, что автор придает большое значение этому выступлению и продолжает думать о тех вопросах, которые он в нем поставил. В эти тяжелые месяцы вся внутренняя сила Караджале обращена только к событиям в Румынии. Он живет вестями с родины и непрестанным мучительным думанием обо всем, что там происходит. Он пишет Петре Миссиру:

«Да, дорогой Петраке, здесь не может быть и речи о последствиях чьей-то личной ошибки или личной ненависти, и следовательно, нельзя говорить о невиновности какого-нибудь определенного лица…Это банкротство целой системы!»

В начале июня печальный, угнетенный, непохожий на себя Караджале едет на родину, чтобы увидеть своими глазами размеры катастрофы. Он гостит несколько дней в Яссах у своего старого друга Ронетти-Романа, автора пьесы «Манасе». В Бухаресте он живет, как всегда, у Влахуца. Те, кто видел его во время этой поездки, были поражены его изменившейся внешностью: никогда не унывавший Караджале производил впечатление больного человека; на его пожелтевшем лице по-прежнему выделяются живые, блестящие глаза, но блеск их печален.

На родине Караджале вновь и вновь убеждается в правильности всего того, что он писал в своей статье, бухарестская политическая жизнь, вздорная полемика между политиканами, совершенно равнодушными к тому, что произошло в селах, — вое это похоже на «настоящий бедлам подсиживаний и византийских интриг».

Наступает июль, и Караджале спешит вернуться в Берлин. Он обещал семье веселые каникулы на каком-нибудь немецком курорте, в обществе семей Геря и Пауля Зарифопола. Но, приехав домой, он отменяет поездку на курорт. И мотивирует это неожиданным аргументом, не вяжущимся с его обычаями — оказывается, что и в Берлине царит этим летом райская прохлада, так что выезжать из города совершенно лишнее занятие.

Подлинной причиной было, конечно, его угнетенное состояние. Для него не существует сейчас ни каникул, ни ' друзей, ни творческой работы. Для него существует только кровавая весна в Румынии со всеми ее последствиями. Одному трансильванскому журналисту, навестившему его в эти дни, Караджале показывает тетрадки и записи — заготовки для комедии «Титирка, Сотиреску и К⁰». Автор показывает гостю даже эскизы декораций — рисунки мебели, среди которой живут его герои. И гость уходит с впечатлением, что он скоро увидит их на сцене.

Но, оставшись наедине, Караджале пишет очередное письмо Паулю Зарифополу, и снова, уже в который раз, признается, что он все еще не в состоянии написать ни единой реплики, ни тем более сцены из новой комедии. Причина теперь иная, чем в предыдущие месяцы, потому что теперь Караджале все же работает. Но он в состоянии писать только то, что непосредственно связано с событиями кровавой весны.

После того как он откликнулся на них статьей, в которой была дана картина основных пороков и противоречий румынского общества, Караджале пытается выразить свое отношение к событиям и в художественной форме. Он избирает для этого форму басни. Она наиболее доступна для массового читателя. Кроме того, она лучше соответствует условиям, в которых приходится издавать теперь румынские газеты и литературные журналы.

С июля по ноябрь Караджале написал и опубликовал в румынских газетах пять басен, посвященных одной и той же теме. В первой из них, «Дуэль», показан контраст между двумя вступившими в борьбу силами: плугом и пушкой. «Наивный плуг» — безоружная, неорганизованная крестьянская масса, в то время, как на стороне бояр — войска и весь государственный аппарат принуждения. Это неравная дуэль. Трагический поединок.