Караджале - [14]

Был ли он либералом и стал потом консерватором? Литературоведы и поныне спорят на эту тему, подкрепляя свои гипотезы цитатами из караджалевских статей. Мы убеждены, что дело тут не в политических принципах. Суть в том, что Караджале не видел особой разницы между тогдашними консерваторами и либералами. Его переходы из одной редакции в другую объясняются личными симпатиями и антипатиями. Он вечно искал места, где мог бы оставаться свободным в своей воле. И так как обстоятельства в редакциях менялись, Караджале менял редакции.

Михаил Эминеску жил в те годы в двух более чем скромно меблированных комнатах на улочке с символическим названием «Сперанца» — «Надежда». Она еще не покинула великого поэта, вынужденного проводить весь свой рабочий день в редакции, не получая регулярно Даже своего мизерного жалованья. Его товарищ по редакции Ион Славич сообщал зимой 1877 года одному из своих друзей, что он не получал жалованья несколько месяцев и что Эминеску находится в том же положении, «но работает с большим прилежанием, чем я сам; сильно мешает ему отсутствие дров».

Гак вот в убогих, не всегда отапливаемых комнатах Эминеску по вечерам собирались литераторы и товарищи по редакции. Одним из них был Караджале. Споры и дискуссии за чашкой кофе затягивались далеко за полночь. Вот где Караджале показывал себя! Он, этот по-прежнему веселый, шумный молодой человек, с вечно иронической улыбкой на устах, любил затевать самые невероятные споры. У него была любимая игра: подвергай все сомнению!

— Вот ты все читаешь немецких философов, — говорил Караджале, рассматривая книги, лежащие на столе Эминеску. — А мне, по правде сказать, твой Кант кажется свистуном!

Можно легко себе представить негодование Эминеску. И с какой горячностью он принимался тут же излагать учение Канта. А Караджале только это и было нужно. Каждый спор был для него уроком — выслушивая различные точки зрения, он усваивал на ходу все, чего не знал раньше, чему не успел научиться в школе. Он с удовольствием слушал пламенные речи Эминеску. От него он узнал множество серьезных вещей, касающихся философии и истории литературы. Эминеску был великим человеком, но наивным и рассеянным. Иногда он вдруг вспоминал, что Караджале утверждал накануне нечто прямо противоположное тому, что он говорит теперь.

— Но еще вчера ты придерживался другого мнения! — восклицал удивленный Эминеску.

— Ну, знаешь ли! — невозмутимо откликался Караджале. — Как же мы могли бы спорить, если бы всегда придерживались одинаковых мнений!

Да, удивительные разговоры происходили при свете восковых свечей в двух маленьких, часто нетопленных комнатах Эминеску, на убогой улочке с красивым названием «Надежда».

И удивительной была эта дружба между великим поэтом, погруженным в свое интеллектуальное одиночество и невеселые думы, и общительным, ироничным сатириком, который и часа не мог прожить без шумных споров, смеха и шуток, между пламенным фанатиком поэзии и саркастическим юмористом, готовым высмеять все и вся, в том числе и самого себя! Этой дружбе еще суждено пройти через драматические испытания. И все-таки она осталась прекрасной и, в сущности, непоколебимой, потому что в ней отразилась сходная судьба двух гигантов, натолкнувшихся на ничтожное время.

ПЕРВАЯ КОМЕДИЯ НАПИСАНА

Плохо то, что двадцатишестилетний Караджале все еще не избрал окончательно свой жанр. Он по-прежнему пишет короткие рассказы, фельетоны и пародии. Он уже писал стихи и серьезные критические статьи, но ему все еще кажется, что он пишет недостаточно хорошо. Возможно, что, сравнивая себя со своими друзьями — Эминеску, Славичем и Влахуца, он думает, что не равен им по таланту.

И вот он берется за новую и необычную для него работу по заказу Национального театра: перевод в стихах французской драмы, которая имела большой успех в Париже. Она называется «Побежденный Рим», автор — Александр Пароди.

Несмотря на успех, драма Пароди весьма посредственное произведение. Стихи оригинала — холодные и маловыразительные. Но Караджале сумел сделать перевод, обладавший большими литературными достоинствами. Вот оценка Шербана Чиокулеску:

«…это настоящее чудо, как не поэт сумел придать сухим стихам оригинала бархатную мягкость… На сцене Национального театра еще не было стихотворного перевода, который создал бы даже у таких требовательных зрителей, как Василе Александри и Титу Майореску впечатление явного поэтического таланта».

Василе Александри — один из основоположников румынской поэзии. В описываемое нами время он был уже старым человеком, весьма уважаемым в литературных и артистических кругах. О Титу Майореску следует сказать отдельно.

Боярин и аристократ по рождению и общественному положению, Майореску начал свою литературную деятельность в 1863 году в Яссах, где он совместно с четырьмя другими молодыми людьми, добившимися впоследствии большой известности — Петре Карп, Теодор Россетти, Василе Погор и Якоб Негруцци, — основал литературный кружок «Жунимя» («Молодость»). Друзья приобрели типографию и начали выпускать свой журнал «Конворбирь литераре» («Литературные беседы»). Позднее редакция журнала и общество «Жунимя» перекочевали в Бухарест. Это литературное общество быстро завоевало себе авторитет. Впоследствии «Жунимя» превратилось в политическую организацию консервативного толка и даже участвовало в правительственных комбинациях. Титу Майореску был несколько раз министром, всесильным «мандарином» румынской культуры, как его называли некоторые недоброжелатели.