Капризы юной леди - [7]

– Скоро вы будете носить мое имя, – заговорил он, – будете жить в среде и условиях, чуждых вашей родине.

– Знаю, – спокойно ответила Алиса. – Я вполне понимаю свое будущее положение в немецком обществе и сумею оценить его.

Бертольд почувствовал себя оскорбленным, для своей невесты он был лишь человеком, который намеревался разделить с ней графскую корону.

– В этом я нисколько не сомневаюсь, – ответил он. – Но ведь муж тоже имеет свои права. Я хочу вас, Алиса, вас самих… Мы должны научиться понимать и любить друг друга. Если бы я на это не надеялся… Но ведь это будет? Да?

– Разумеется. Счастье в браке состоит в том, чтобы понимать друг друга и считаться с обоюдными желаниями. Это значительно облегчает жизнь.

Эти слова звучали чересчур обдуманно и трезво и обдали ледяным холодом пробудившееся в Бертольде теплое чувство, он печальным взглядом окинул молодую девушку, которая в такую минуту могла говорить об обязанности «облегчить» друг другу жизнь. Но и с этим ему приходилось мириться, как со многим в этом союзе.

– Вы совершенно правы, – холодно сказал он. – А теперь нам действительно пора пойти к вашему отцу.

Он подал невесте руку, с выражением полнейшего удовлетворения на красивом лице она пошла с ним в салон. Графиня Равенсберг! Красивое, звучное имя! Старинный род, который насчитывает несколько столетий и представительницы которого дважды внесли в свой герб княжескую корону. Но ни одна из этих женщин не имела такой гордой, королевской осанки, не отличалась таким самообладанием, как мисс Алиса Морленд, только собиравшаяся вступить в этот великосветский круг.

Глава 3

Знаменитый архитектор Гунтрам жил в западной части Берлина. Его дом отличался роскошью и тонким художественным вкусом. Гунтрам жил открыто, на широкую ногу, и в его доме вращалось разнообразное и шумное общество. Он был одним из самых известных и любимых берлинских архитекторов и иногда бывал так завален заказами, что с большим трудом с ними справлялся.

Архитектор сидел в своем кабинете за письменным столом.

Это был человек лет за пятьдесят, с выражением утомления на преждевременно состарившемся лице. Рядом с ним стояла его жена, значительно моложе его, еще красивая, видная женщина в изящном туалете. Супруги вели, очевидно, волновавший их разговор.

– Я знала, что опять будет буря, – сказала жена, – но все-таки не ожидала ничего подобного. Ты просто вышел из себя, а между тем все это дело не имеет особенного значения.

– Не имеет особенного значения? А разве ничего не значит то, что мне снова придется выбросить тысячи на ветер лишь потому, что моему сыну угодно сорить деньгами? Поступил в военную школу всего три года назад, а мне уже не раз приходилось платить его долги! Теперь опять та же история, он преспокойно отправляется в Мец, любезно предоставив тебе сообщить мне «приятную» новость. Но повторяю тебе, Берта, что я потерял всякое терпение. Я не могу и не хочу больше приносить подобные жертвы!

– Тебе все-таки придется сделать это, – с невозмутимым спокойствием возразила Берта. – Если командир узнает о случившемся, то карьере Адальберта конец. А он так молод и жизнерадостен… может быть, лишь немножко легкомыслен. Тебе не следовало позволять ему становиться офицером.

– Да я с самого начала был против этого, отлично понимая, насколько для подобных характеров опасна военная карьера. Адальберт получает от меня вполне достаточную прибавку к жалованью и должен обходиться этими деньгами.

– Конечно, со временем он и научится обходиться ими, – успокоительным тоном сказала мать, которой казалось благоразумнее не обострять дела в данную минуту. – Он обещал мне это, когда перед отъездом каялся в своих грехах. Бедный мальчик! Он был совсем подавлен случившимся. А ведь как раз сейчас ты строишь виллу для советника Берндта и получил хороший гонорар за проект. Не забывай, что Адальберт – наш единственный сын. К чему нам так усердно копить деньги?

– Копить! – Архитектор горько улыбнулся. – Для этого тебе следовало бы поменьше тратить, а Адальберту – быть поскромнее в своих требованиях.

– Мы живем в берлинском обществе, наш дом всегда открыт для добрых друзей, а это стоит денег. Ты должен бы радоваться, что я беру на себя все общественные обязанности, которые в нашем положении просто необходимы.

Разговор был прерван легким стуком в дверь. Вошедший слуга доложил о приходе архитектора Зигварта, желавшего переговорить с хозяином дома, Гунтрам нервно передернул плечами.

– В настоящее время… Хорошо, попросите его подождать несколько минут.

– Зигварт? – с удивлением переспросила Берта. – Уже восемь часов, и контора давно закрыта. Что ему надо?

Гунтрам наклонился к лежавшим на столе бумагам.

– Вероятно, у него есть ко мне дело.

– Так поздно? Ты окончательно изведешься с этими делами. Ну а как же быть с Адальбертом? Не забудь, что вся его карьера поставлена на карту.

– Да, да, – нетерпеливо и нервно ответил Гунтрам. – Конечно, мне придется уладить дело. Но теперь оставь меня одного.

Берта вышла, вполне удовлетворенная. Это был обычный исход подобных объяснений, муж всегда уступал ей после более или менее сильных протестов. Она не видела, как он откинулся на спинку кресла и закрыл рукой глаза, словно от мгновенного головокружения, но эта слабость длилась всего несколько минут, снова выпрямился, а потом позвонил и приказал слуге попросить архитектора в кабинет.