Капканы на баранов - [103]

– Убивайте!

– Ты что себе позволяешь?! Знаешь, что я с тобой сделаю?!

– Делайте, что хотите… – я не смог больше держаться, почувствовал, как из моих глаз потекли слезы и продолжил орать. – И вообще, идите в жопу! Идите в жопу с вашими секретами, государственными тайнами, картами памяти, островами и прочей херней! Я вас всех ненавижу! Потому что все вы скоты! Дикие животные, грызущие друг другу глотки! Да, чтоб вы все перегрызлись и подохли к чертям! Твари безжалостные! Уроды!

Юрий Валентинович снова залился краской. От напряжения, казалось, линзы в его очках лопнут. Я видел, как он собирается с духом для ответной тирады, но он только прорычал сквозь стиснутые зубы и угрожающе потряс перед моим лицом указательным пальцем. Затем развернулся и вышел из кухни. А я остался стоять на месте, вытирая слезы.

– Чтоб из квартиры ни ногой, ясно тебе?! – крикнул он из прихожей. – Выйдешь за порог – пристрелят на месте! Так и скажу Феликсу! И мне насрать, чей ты сын! Ты меня услышал, Штирлиц хренов?

– Вали нахрен, очкарик плешивый!

– Сопляк! – ответил Юрий Валентинович.

Затем в прихожей громко хлопнула входная дверь.

Я остался один в разгромленной и перевернутой вверх дном квартире.

31

Очередной посетитель пришел утром.

Не рано и не поздно. Часов около десяти.

Я к тому времени уже давно проснулся. На диване в разгромленной гостиной. Еще до рассвета.

Вчера, после ухода Юрия Валентиновича, я даже не стал проверять, закрыл он за собой дверь или нет. Признаюсь, была мысль открыть ее и выйти, чтобы проверить, действительно ли он приказал агентам наблюдения убить меня, если я захочу покинуть эту ненавистную мне квартиру. Но не стал. В промокшей под дождем одежде и в обуви я бродил, как привидение, из комнаты в комнату, невидящим взглядом рассматривая беспорядок. Лениво пинал разбросанные вещи, но не трогал ничего руками – было противно к ним прикасаться, словно они были заражены смертельно опасной болезнью. Не наводить же порядок. Тем более что не я учинил этот погром. Да и квартира была не моя. Потом выключил везде свет, по-прежнему не раздеваясь, во всем мокром просто рухнул на диван и лежал, разглядывая потолок, пока сгустившиеся за окном сумерки не заполнили все пространство вокруг меня. Уснул.

А утром, открыв глаза, наблюдал за тем, как темнота медленно отступает, и по полу движется светлый прямоугольник от незанавешенного окна, как укорачиваются тени. От того, что проспал всю ночь в холодной и мокрой одежде, все тело закоченело и ныло при каждой попытке пошевелиться. Но мне было наплевать. Все равно не стал переодеваться. Лежал, пока совсем не рассвело.

Потом нехотя сел и сидел, пока живот не скрутило от голода. Встал и сходил на кухню. Съел что-то из холодильника, чтобы набить живот, запил сладкой газировкой, но тут же ринулся в туалет с желанием опорожнить желудок, который вот-вот должен был отторгнуть все съеденное. Но ничего не получилось. Я умылся, посмотрел на себя в зеркало и долго разглядывал осунувшееся лицо, воспаленные глаза с синеватыми кругами под нижними веками, неряшливую щетину и растрепанные волосы. Пожелал Эрику Хансену поскорее сдохнуть и снова вернулся в кухню. На этот раз, чтобы включить кофе-машину.

Кофе вызвал новый приступ тошноты, но и на этот раз я смог его побороть, и вскоре приятное тепло все же стало согревать меня изнутри. Стоя у окна, я долго рассматривал хмурый утренний пейзаж, моросящий дождь, мокрую брусчатку, проезжающие по ней редкие автомобили, покрытые бисером капель, и сгорбленные силуэты таких же редких прохожих, бегущих по своим делам под куполами раскрытых зонтов. Потом сделал еще кофе и уселся в одно из кресел, развернув его вполоборота к окну. В общем, просто бесцельно убивал минуту за минутой последнего дня в роли Эрика Хансена, будь он трижды проклят. До самого прихода нового гостя.

То ли квартира действительно оставалась не запертой всю ночь, то ли у него были свои ключи, не знаю, но я услышал, как тихо хлопнула входная дверь. Я даже не обернулся, когда один за другим прозвучали размеренные шаги и на пороге гостиной застыл темный силуэт. Гость тяжело вздохнул.

Я чуть повернул голову.

Это был Анатолий. Как всегда, в идеально сидящем костюме и при галстуке. Он стоял и бесстрастно смотрел на меня. Левая рука была в кармане брюк, в правой он держал сложенную вдвое газету. Был ли я удивлен его визитом? Возможно. Но у меня не было сил и желания выражать это эмоциями. Просто, отвернувшись к окну, я сказал:

– Тебе же нельзя здесь находиться, согласно протоколу…

– Сейчас особый случай. И ты это знаешь.

Я пожал плечами, помолчал немного и спросил:

– Ты разочарован мною?

– Откровенно говоря, да…

– Я – предатель?

– Да… – снова коротко ответил он.

– И что у вас делают с такими?

– Наказывают.

– Как?

– По-разному…

– Хорошо. Что будет со мной?

– Ничего.

– Почему?

– Потому, что ты – мой сын…

– Я – может быть, а Эрик Хансен? Ведь это он учинил весь беспредел?

Анатолий помолчал немного, кашлянул и ответил:

– Ты можешь не думать об этом, Володя. Для тебя все уже закончилось.

– Надо же, как здорово! – ехидно ответил я, наигранно изображая восторг в сочетании с презрением. – Вот это радость! Спасибо большое!