Капка - [8]

- Экий дворец отгрохали, - раздраженно проговорила мама, - такую зверюгу не смог удержать. - Отвернулась и пошла в избу.

Я понуро поплелась за ней, я не глядела на маму. Мне было и горько и стыдно, мама тоже старалась отводить от меня глаза. Мы ведь и раньше понимали, что наше строение держится на честном слове, но боязливо молчали об этом, не хотели друг друга расстраивать, надеялись на какое-то чудо, а чудо рухнуло. Надо все начинать сначала.

И чтобы как-то утешить маму, я робко сказала:

- Мам, я завтра других гвоздей куплю, получше.

Мама ласково взъерошила мои волосы, но вдруг рука ее застыла.

- Пожар! Горит! Пожар! - донеслось с улицы.

Мы опрометью выскочили на крыльцо.

На задворках Шуркиного дома горел сарай. Из-под соломенной крыши выкатывались тяжелые валуны дыма.

- Пожар! Пожар!

Тревожно гудел набат. Гудел не только в нашей деревне, но и во всех соседних деревнях.

Мама метнулась в сени, схватила ведро с водой и побежала к Шуркиному дому. Мне крикнула:

- Будь около избы!

Ведро в ее руках раскачивалось, ударялось о ногу, вода выплескивалась.

- Горит! Горит! - восторженно кричали мальчишки, пробегая улицей.

Дым над сараем утих, побелел. Над углом появилось маленькое пламя огня. Потекло, потекло по соломенной крыше и вдруг взметнулось к небу огромным красным языком.

Толпа вокруг сарая охнула и попятилась.

- Доченька, родненькая, - заголосила наша соседка старуха Настасья. Гроб у меня на подвалке, сгорит.

- Какой гроб?!

- Мой, милая! Мой! Чей же еще-то. Пособи-ка.

Дом у Настасьи был без сеней и без двора. В бревнах задней стены торчали железные скобы - лестница. Чтобы успокоить старуху, я проворно вскарабкалась на чердак. Спотыкаясь о всякий хлам, пробралась к слуховому окну.

Шуркин сарай догорал. Вернее, уже не горел, а только дымил. Мужики растащили его баграми. Народ расходился.

Я разочарованно отвернулась от окна и... обмерла.

Крышка гроба, который стоял рядом со мной, приподнялась, и из-под нее высунулась всклокоченная черная голова.

Я вскрикнула, споткнулась и упала. Хотела завизжать, но так и осталась с открытым ртом.

Передо мной стоял Шурка.

- Тише, не бойся, - шепнул он.

Я покосилась на открытый пустой гроб.

- Это я там был.

- Зачем?

Шурка помолчал.

Я поняла его.

- Это ты спалил сарай-то?

- Тс-с-с. Мы с Колькой.

- Ох, Шурка, и влетит вам!..

- Не узнают.

- Узнают, Шурк.

- А я не пойду домой.

- Никогда?

Шурка насупился.

- Может, и никогда.

- Ой, Шурка, а что ж есть будешь?

Шурка молчал.

- Ты знаешь, Шурк, никуда отсюда не уходи до вечера. Жди меня. Я тебе еды принесу и перепрячу в другое место.

- Куда?

- Я скажу куда. Там тебя никто-никто не найдет. Пусть хоть сто годов ищут, все равно не найдут.

- Только не обманывай.

Я хотела обидеться на Шурку, но меня кликнула мама, и я быстрее спустилась вниз.

Мама поджидала меня. На пожаре она встретилась с бригадиром, и он сказал ей, что завтра на ферму приедет какая-то врачебная комиссия. Надо подготовиться, поскрести у телят в хлевах и немного почистить их самих.

- Одной мне, дочка, не управиться.

- Я помогу, мам.

- Замучила я тебя. Но ты видишь, мне и самой не легко.

Эх, мама... Могла бы и не говорить это. Что я, маленькая, что ли? Сама же говорила... Хотя нет. Мама скажет то так, то этак. Не поймешь. Иногда говорит, что большая, иногда - что маленькая. Хитрит она.

Из-за огородного плетня вывернулась Зойка, младшая Шуркина сестренка, и поманила меня пальцем.

- Шурку не видала? - захлебываясь, спросила она.

- А что?

- Как что? Это они спалили. - Зойка кивнула головой в сторону своего сарая. - Я везде обегала и нигде не нашла его.

- Зачем он тебе?

- Сказать, чтобы домой и носа не показывал сегодня. Отец как тигр. Разорвет его на части. Всю шкуру, говорит, с него, подлеца, спущу. Мне и то попало. Видишь?

Зойка задрала рукав платья. На ее плече темнел багровый рубец.

- А тебя-то за что?

- Наперед, говорит...

- Может, ты ничего и не сделаешь.

- Нет, Капа, сделаю. Чувствую, что сделаю. Вот прямо не могу, во мне что-то так и ходит, так и бродит. Мама говорит, что это у нас кровь такая шалая. - Зойка огляделась и потянула меня за угол плетня. - Я уж сделала. Тарелку разбила. Мама пока не знает. Помнишь, ту, с золотой каемочкой?

- С виноградом?

- Я давно ждала, что она разобьется. Я чувствовала, что она разобьется. Я все до единого осколочка подобрала и спрятала. Красивые. Хочешь, я поделюсь с тобой?

- Нет, Зойк, не надо.

Зойка бы и еще поболтала, но мне некогда было ее слушать, я отвернулась и побежала домой. Бежала и с затаенной радостью смотрела на чердачное окно Настасьиного дома.

Жди, Шурка. Жди.

Мама сидела за столом. Мы пообедали. От похлебки я отказалась, картофельника немного поела.

Я не солощая на еду. Мама ругается, а иногда подшучивает надо мной. Говорит, что я ем ровно столько, сколько надо, чтобы не умереть. Неправда. Когда мы играем в догонялышки или в "третий лишний", за мной никто не может угнаться. И в работе я шустрая. Мне легко.

Пока мама убирала со стола и мыла посуду, я и в комнате и в сенях подмела.

Прибежала Нюрка, дверь настежь распахнула: