Капитуляция отменяется - [3]

— Неужели нельзя найти никакого объяснения? — спросил Кол. — Неважно, насколько оно будет притянуто за уши, лишь бы подходило к случаю.

— Хотел бы я, чтобы все было так просто, — смущенно ответил врач. — В ту ночь мы перебрали любые мыслимые варианты, но все без толку. Человеческие существа не так сложны, как вы, вероятно, полагаете. Разумеется, порой и при относительно простых болезнях наблюдаются непонятные симптомы, но обычно причину нетрудно увязать со следствием. А тут…

— Стало быть, Чарт страдает каким-то неизвестным помрачением ума, вызванным тем, что он пережил в полете? — спросил я.

— Ну нет, — возразил доктор. — Здесь дело обстоит слишком уж необычно. Мы всесторонне обследовали Чарта. Изоляция, тишина, регенерируемый воздух — ни то, ни другое, ни третье, по-видимому, не могло повлиять на него. Его мозг, если хотите, приобрел иммунитет против невроза. Разумеется, кое на что он способен был отреагировать, но за весь полет в оболочке ничего необычного не произошло…

— Но если это не психическое явление, тогда, может быть, биологическое? Какой-нибудь новый вирус…

— Тоже исключено. Поле непроницаемо, он был совершенно изолирован. Во всяком случае, мы бы зафиксировали следы бактериологического воздействия.

Итак, мы зашли в тупик. Оставалось одно — проводить исследования, чем мы и занялись на другой день.

Вызвать силовое поле нетрудно. Довести напряжение до нескольких тысяч вольт и повыше поднять прожектор, чтобы в поле не попала часть пола. Ну а уж когда поле образовано, его ничем не прошибешь — ни кулаком, ни пучком гамма-лучей. Даже всепроникающему нейтрино в него не пробиться. Потому мы и стремимся применять поле при полетах в космос: исчезает угроза радиации. Для опытов мы соорудили обычный комплекс прожектора — поместили на колонну раму, с виду похожую на шасси старого автомобиля. В центре, прямо над колонной, — прожектор, перед ним — место пилота и консоль, а сзади регенератор воздуха. Единственной новинкой была двусторонняя телесвязь, кабель которой сбегал вниз. Колонна обычно убиралась перед взлетом, чтобы поле могло полностью замкнуться, но сейчас требовался хоть какой-то механизм наблюдения. Запечатывание было полное. Если не считать телесвязи, новый пилот-испытатель очутился в точно таком же положении, как когда-то Чарт.

После включения поля и проверки связи оставалось только ждать. Первые дни я проводил большую часть времени у контрольного телеэкрана, наблюдая за пилотом-испытателем Тевисом, но вскоре стало сказываться напряжение, и я позволил себе отдохнуть. Кол чувствовал себя не лучше, и мы провели несколько дней на поверхности, охотясь на мелкую дичь и просто шатаясь по пустыне. Во время одной из таких экспедиций далеко на юг я заметил, как бурая равнина Налларбор безо всякого перехода уступает место черному как смерть пространству, простиравшемуся до горизонта. Это была огромная неподвижная тень, покрывавшая бурую землю, большое чернильное пятно на лике природы. Кол заметил мое удивление.

— Вумеровский центр, — пояснил он, показывая на юг. — Раньше там был городок.

Я посмотрел в бинокль и увидел блеск металла.

— А что означает эта чернота?

— В целях безопасности они расчистили местность на пятьдесят миль вокруг и побрызгали ее каким-то металлическим раствором, — возмущенно сказал он. — Это обеспечило им своего рода радарное зеркало, отражающее все, что на нем появляется. И нет никакого укрытия. Они раздробили все камни и уничтожили растительность.

— Что ж, это их земля… — проговорил я.

— С какой стати? — неожиданно возразил Кол. — Мы же были здесь первыми, разве не так?

Я не понял, кого он имеет в виду — австралийцев вообще или только аборигенов. Скорее всего последнее.

— Договор… — начал было я, но Кол в нескольких сочных фразах на языке аранда проклял и договор, и всех тех, кто его заключил, а я быстро сменил тему разговора…

Несколько дней спустя Вумеровский центр Европейской компании космических полетов вновь напомнил о своем существовании. Рано утром Кол ворвался в мой кабинет и положил на стол какой-то предмет размером с горошину. Я искоса взглянул на него — крошечная жемчужина из проводков, намотанных на кристалл.

— Где это было установлено? — спросил я.

— Установлено, к счастью, не было. Только мы кончили оклейку стен в комнате отдыха, как кто-то ударил случайно не по той кнопке и отколол кусок. Это было в сыром пластике.

— Кому понадобилось снова оклеивать главную комнату?

— Забыл вам сказать, — спохватился Кол. — Старая стена обесцветилась от паров кофеварки, в которой была напутана проводка. Ее чинил некто Бронски…

— Несколько недель назад он ходил в самоволку. Эти парни — мастера своего дела…

Я снова взглянул на «жучка». На нем не было никаких пометок, если не считать букв «ЕККП» по всей поверхности. Досадней всего было то, что за нами шпионят союзники.

— Вумера? — спросил Кол, вслух выразив то, о чем думал я.

Не успел я ответить: «А кто же еще?», как зажглось табло.

— К вам какой-то полковник Томпсон из Вумеровского центра.

Мы с Колом переглянулись.

— Попросите подождать, — сказал я. — И дайте мне последний список их сотрудников.