Капитан Темпеста - [3]

— Четыре месяца я бьюсь на ваших глазах в траншеях и на бастионах, вызывая удивление наших воинов да и самих осаждающих, а вы… вы называете меня мальчиком? — проговорил он, с трудом овладев своим волнением. — Вы сами хвастун, и вам во всю свою жизнь не перебить столько турок, сколько уже удалось мне. Слышите, господин авантюрист?

Теперь, в свою очередь, побледнел и поляк.

— Если я авантюрист, то такой же, как и вы! — проревел он, свирепо вращая глазами.

— Ошибаетесь, синьор, я не авантюрист, это доказывает герцогская корона на моем щите.

— Герцогская корона? — Да я могу налепить на кирасу даже и королевскую! — с грубым смехом проговорил поляк. — Эк чем вздумал удивить меня!… Во всяком случае, герцог вы или… герцогиня, но у вас не хватит храбрости помериться со мною шпагою.

— Вы думаете? — с еще большею насмешкой произнес молодой человек. — Смотрите не ошибитесь. Что же касается моего права на герцогскую корону, то мне кажется, что уже один мой вид является доказательством, как не нуждается в доказательствах и ваша наружность, по которой ясно видно, что именно вы принадлежите к «благородному» классу авантюристов.

В ответ на эти слова поляк испустил какое-то дикое рычание и, схватившись за шпагу, хотел вскочить со своего места и броситься на молодого насмешника, но тот одним грозным взглядом приковал его к месту.

Солдаты, столпившиеся сзади капитана Темпеста, также схватились за алебарды и двинулись было вперед, намериваясь, в свою очередь, кинуться на Лащинского и разорвать его в куски. Даже собственник палатки, и тот вскочил с места и хотел швырнуть скамейкой в заносчивого искателя приключений, но юноша движением руки, не допускавшим возражений, заставил солдат опустить оружие, а старого виноторговца — поставить скамью на место.

— Так вы сомневаетесь в моем мужестве? — серьезным тоном продолжал молодой человек, пылающими глазами глядя на Лащинского. — Хорошо, сделаем опыт. Ежедневно молодой и, очевидно, храбрый турок подъезжает к стенам нашей крепости и вызывает охотников помериться с ним. Наверно, он явится и завтра. Чувствуете вы себя в силах принять его вызов?

— Да неужели вы думаете, я испугаюсь не только одного какого-то негодного турчонка, но даже целой дюжины их?! — вскричал Лащинский. — Да я этого мальчишку слопаю в один присест… Я не венецианец и не далмат, а турки не стоят даже русских татар…

— Да? Ну, так, значит, вы завтра выступите против этого турка?

— Пусть меня примет на рога сам Вельзевул, если я откажусь от такого пустяка!

— Отлично, вместе с вами выступлю и я.

— А кто первый из нас?

— Это предоставляю на ваш выбор.

— Так как я старше вас, то схвачусь с ним первый, а вы, капитан Темпеста, докажите свою храбрость потом. Идет?

— Хорошо. Это будет гораздо честнее. Лучше сражаться с врагом, чем со своим. Пусть не говорят что защитники Фамагусты режут друг друга. Их, повторяю не так много, и они…

— Да оно будет и поблагоразумнее, — с улыбкой перебил поляк. Шпага Лащинского спасет и капусту, и козу, и уничтожит волка, т. е. снимет голову с лишнего воина армии Мустафы.

Капитан Темпеста пожал плечами и снова, завернувшись в свой плащ, направился к выходу из палатки, крикнув солдатам:

— На бастион святого Марка! Туда турками подводится мина, и опасность всего больше именно там.

Он оставил палатку, не удостоив более ни одним взглядом своего противника. За ним последовали Перпиньяно и далматские солдаты, вооруженные, кроме алебард, тяжелыми фитильными ружьями.

Ночь была темная. Все окна в домах были наглухо закрыты ставнями, не пропускавшими света. Фонарей на улицах не полагалось. С мрачного беззвездного неба беспрерывно сеял мелкий и частый дождь, а из Ливийских пустынь несло резким пронизывающим насквозь ветром, уныло гудевшим между тесно скученными жилищами.

Орудийный грохот раздавался все чаще и чаще, и временами над городом проносились громадные раскаленные каменные и чугунные ядра, тяжело шлепались на чью-нибудь кровлю и с треском пробивали ее, внося с собою ужас и смятение в мирное обиталище.

— Отвратительная ночь! — заметил Перпиньяно, шедший рядом с капитаном Темпеста, завернувшимся в свой широкий плащ. — Туркам не скоро дождаться более удобного времени для попытки овладеть бастионом святого Марка. Мне думается, что страшный час падения Фамагусты скоро пробьет, если республика не поспешит прислать нам подкреплений.

— Будем лучше рассчитывать на то, что у нас уже имеется, синьор Перпиньяно. Светлейшая Венеция в настоящее время слишком занята защитою своих владений в Далмации, кроме того, не следует забывать, что турецкие галеры постоянно шныряют по Архипелагу и Ионийскому морю, подстерегая те венецианские суда, которые, быть может, везут нам помощь.

— В таком случае я уж вижу перед собою день в который нам волей-неволей придется сдаться.

— А вместе с тем и дать искромсать себя в куски. Султан отдал строгий приказ всех нас перерезать в наказание за наше долгое сопротивление.

— О, злодей!… — со вздохом проговорил лейтенант Перпиньяно. — Несчастные жители Фамагусты! Лучше бы им быть погребенными заживо под развалинами своего разрушенного города, нежели очутиться во власти этих выродков.